Медленные челюсти демократии

Трудно согласиться с тем, что именно такое социальное развитие - пик достижений человечества. Платоновская республика предлагала казарменное счастье и дала основание для критики; возможно, имелись основания у перепуганных интеллигентов принять капитализм за гуманизм. Правда, непонятно о чем тогда писали Диккенс, Бальзак, Толстой - коммунизма они не знали, а недовольны были. Надо обладать особой слепотой, чтобы принять решение локальных проблем за исцеление человечества. Надо обладать особым цинизмом, чтобы считать демократический миф реальностью, если эта реальность хороша лишь для ограниченного количества населения. Сетовать поздно - мы получили то, что заслужили. Однако приветствовать такую победу над коммунизмом - есть свидетельство интеллектуальной и моральной неполноценности.

Цивилизация торгует правами человека столь же бойко, как некогда христианская церковь торговала индульгенциями. Именно эта повсеместная победа демократической коррупции неизбежно приведет к новому пониманию коммунизма - как некогда индульгенции инициировали Реформацию.

14. Новый гуманизм

Что противопоставить новой Августовской империи? И надо ли, коли демократическая империя образует порядок? Вообще говоря, идея всеобщего порядка, так называемого «мира во всем мире» - это всегда одностороннее решение, за это решение участники эксперимента жестоко потом платят. Pax romana завершился тем, что миллионы людей стали разменной монетой у солдатских императоров и военных шаек. Последствия сегодняшнего нового порядка будут схожими. Сотни миллионов людей сделаются объектом приложения юли к власти корпораций и концернов, шаек, делящих сегменты рынка и сферы добычи ресурсов.

По мере развития демократическая империя сама порождает силы, которые делают ее существование ненужным. Корпорации, заменяя народы и государства, превращая политику и социальные отношения в инструмент финансового обмена, постепенно приведут (уже привели) к тому, что исчезнут как таковые понятия наций и классов. Исчезает то, к чему апеллировали социальные мыслители прошлого - народ (Тони Негри уже вводит понятие «множество», которое подменит понятие «народ»). Возникает множество людей, которое не будет описываться словами «нация» или «класс». Тем самым гегелевская интенция развития (которая содержится в культурном феномене нации) или марксистская (которая связна с самосознанием класса) уже не будут жизнеспособны.

Именно в этом и состоит предмет торжества либерального капитализма сегодня: глядите - нет больше классов, нет границ, нет наций - есть интересы прогресса. Но тем самым высвободится нечто более значительное - и более разрушительное для империи.

Произойдет следующее. Множество людей постепенно переймет у империи принцип децентрализованного существования. Сопротивляться как класс, как народ, как нация - это множество уже не сумеет: данные понятия потеряли смысл. Форма сопротивления угнетению всегда повторяет саму форму угнетения, угнетенные являются как бы зеркалом угнетателей. Если транснациональная корпорация так раздробит сама себя, что перестанет олицетворять нацию, государство, единую волю правителя, класс буржуев, а сделается бесконечно множащейся формой управления (как в фантастических фильмах отсеченные отрезки змеи оживают и ползают), то угнетенное большинство для сопротивления такой форме угнетения должно будет тоже максимально дробиться и множиться. Выражать себя не через классы и нации, но в качестве отдельных, обособленных от социальных групп, лиц. Таким образом противостояние угнетенного и угнетателя будет описываться не столкновением социальных страт, но убеждениями отдельных личностей. Тем самым массовые регуляции - современное искусство, финансовые кредиты, идеология демократии - перестанут работать. Метод оболванивания толпы не действует на отдельного человека, сила гуманистической культуры такова, что достаточно одного голоса, одного внятного «нет», чтобы обесценить всю тотальную пропаганду. Появится потребность в новом (на самом деле, старом - но он всегда нов) языке - гуманистической культуре. Нереализованный проект Возрождения остается единственной европейской надеждой.

Нет никакой надежды на то, что независимых людей, обладающих внятной речью и достаточными знаниями, наберется так много, что их голоса заглушат шум оболваненной толпы. Но - и это сознание поддерживает одинокие усилия - именно соотношение одинокого и огромного и делает усилия одиночки - великими. И только великими усилиями великая Европа сможет вернуть былое величие. Ничего нового против того, что совершили Дон Кихот, или Ван Гог, или Данте - предложить невозможно. Надо лишь осознать, что в период нового имперского иконоборчества именно эти интеллектуальные усилия приобретают характер революционных.