Медленные пули

Картина дрогнула и устремилась наружу. Белым снегопадом хлынул поток звезд. Разноцветными клочьями проносились мимо призрачные туманности. Это ощущалось настолько реально, что я ухватился за стол, борясь с головокружением.

– Спокойно, Том, – прошептала Грета.

Звездный поток отклонился, сжался. Надвинулась и скрылась позади сплошная стена межзвездного газа. Теперь возникло впечатление, что мы унеслись за пределы чего-то, выскочили из сферы, обозначенной лишь расплывчатыми арками и сгустками газа в тех местах, где его плотность резко возрастала.

Конечно. Это же очевидно. Мы пересекли границу Локального Пузыря.

И продолжали удаляться. Я смотрел, как уменьшается сам Пузырь, становясь лишь одной из ячеек «вспененного» галактического рукава. Вместо отдельных звезд я теперь видел лишь светящиеся пятна и точки – скопления сотен тысяч звезд. Это напоминало взлет над лесом: поляны еще видны, но отдельные деревья сливаются в аморфную массу.

А мы все удалялись. Затем расширение замедлилось и вскоре прекратилось. Я еще различал Локальный Пузырь, но только потому, что все это время не отрывал от него взгляда. Если бы не это, я никак не смог бы выделить его среди десятков соседних пустот.

– Неужели мы настолько далеко? – спросил я.

Грета покачала головой:

– Позволь кое-что показать.

Я опять не заметил, что она сделала, но Пузырь внезапно наполнился путаницей красных линий, словно нарисованных рукой ребенка.

– Это структура скважин, – догадался я.

Пусть меня коробило от ее лжи, пусть я боялся узнать всю правду, но я все же не мог отключить профессиональную часть своего сознания – ту ее часть, которая гордилась способностью распознавать такие вещи.

Грета кивнула:

– Это главные коммерческие маршруты, хорошо закартированные трассы между большими колониями и основными торговыми узлами. Теперь я добавлю все известные соединения, включая те трассы, которые были пройдены случайно.

Резкого изменения в красном клубке не произошло. Добавилось несколько петель и изгибов, один из которых пронзал стену Пузыря и касался Разлома Орла. Два других пересекали границу в иных направлениях, но ни один из них Разлома не достигал.

– Где мы?

– На конце одного из этих соединений. Видеть его ты не можешь, потому что оно направлено точно на нас. – Грета слегка улыбнулась. – Мне нужно было установить шкалу, чтобы ты лучше понял. Какова ширина Локального Пузыря, Том? Примерно четыреста световых лет?

Мое терпение уже истощалось. Но мне все еще было любопытно.

– Около того.

– И хотя я знаю, что время полета через скважину меняется от точки к точке и зависит от оптимизации синтаксиса и топологии сети, правильно ли, что средняя скорость примерно в тысячу раз превышает скорость света?

– Чуть больше, чуть меньше.

– Значит, на путешествие до края Пузыря может понадобиться… около полугода? Скажем, пять или шесть месяцев? И год – до Разлома Орла?

– Ты хорошо это знаешь, Грета. И я это знаю.

– Ладно. Тогда взгляни сюда.

И картинка снова начала отдаляться. Пузырь съеживался, потом его скрыли несколько перекрывающихся газовых структур. Края поля зрения заполнялись темнотой, и вскоре мы увидели знакомый спиральный вихрь нашей галактики – Млечного Пути.

Сотни миллиардов звезд, взбитые в пышные белые полосы морской пены.

– Это и есть настоящий вид, – пояснила Грета. – Разумеется, подработанный. Сделанный поярче и пропущенный через фильтры, чтобы лучше воспринимался человеческим глазом. Но будь у тебя глаза с квантовой эффективностью, близкой к идеальной, да еще примерно метрового размера, то приблизительно такую картинку ты и увидел бы, если бы вышел из станции.

– Я тебе не верю.

Но подразумевал я совсем другое – я не хотел ей верить.

– Привыкай, Том. Ты сейчас очень далеко. Станция находится на орбите коричневого карлика в Большом Магеллановом Облаке. Ты в ста пятидесяти тысячах световых лет от дома.

– Нет, – едва не простонал я, по-детски отвергая то, чего не хотел признавать.

– Ты ощущаешь себя так, словно очень долго пролежал в капсуле. И ты чертовски прав. Сколько прошло субъективного времени? Не знаю. Может, годы, а может, десятилетие. Но объективное время – то, которое прошло дома, – рассчитать гораздо легче. Чтобы добраться сюда, «Синему гусю» понадобилось сто пятьдесят лет. Даже если ты помчишься обратно прямо сейчас, твое отсутствие там продлится триста лет.

– Катерина, – проговорил я, как заклинание.

– Катерина умерла. Уже век назад.

Как можно свыкнуться с таким фактом? Ответ: нельзя рассчитывать на то, что с этим вообще можно свыкнуться. Не у каждого получается. Грета рассказала, что наблюдала практически весь спектр возможных реакций и хорошо поняла лишь одно: почти невозможно предсказать, как эту новость воспримет конкретный человек. Она видела тех, кто в ответ на такое откровение лишь устало пожимал плечами, словно оно становилось последним в цепочке горьких сюрпризов, которые подбрасывала им жизнь, – в каком-то смысле не страшнее болезни, тяжелой утраты или любого количества личных неудач. А видела и таких, кто просто уходил и через полчаса сводил счеты с жизнью.