Орнитоптер прошел сквозь внешнюю полимерную оболочку, пузырем окружившую храм, облетел колоссальное сооружение по кругу один раз, прежде чем опуститься на террасу у его подножия. Взмахи крыльев понемногу унялись, а сами крылья убрались под синтехитиновый панцирь. Серхио вылез наружу, нервно вытирая вспотевшие руки о пепельно-серую ткань брюк. Такого же тусклого оттенка был и остальной его костюм, за исключением белого воротничка и звезды асимметриста на груди у сердца. На черепе росла голубоватая щетина – благая стигма, знак рукоположения.
Он повесил синюю сумку на плечо и направился по террасе к храму. Под ногами посверкивали алмазы и сапфиры, выложенные перекрывающимися мозаичными слоями. Храм возвышался над ним, фигуры кивидиноков стояли на страже красных, как чахоточные щеки, шпилей. Духовник считал закодированные в каменных скульптурах данные и представил ему краткий комментарий об архитектуре сооружения, обратив особое внимание на то, как многослойная истина Асимметричного Завета проступает и отзеркаливается, многократно усиливаясь, в каждой каменной детали. С террасы к дверям, также украшенным кивидинокийской резьбой, вела обсидиановая лестница. Внутри ждал машиновек. Этот интеллект-очевидник представился духовнику как Беллармин, его ранг отвечал кардинальскому. Имя машиновека напоминало об иезуитском теологе древности, который заклеймил Галилея как еретика-гелиоцентрика. Андроформу Беллармина скрывал черный плащ с капюшоном, но когда машиновек распахнул одеяние, Серхио увидел под ним хаотическую мешанину металлических конструкций, пульсирующих диодов и трубок подачи питательных веществ.
– Приношу нижайше извинения за… – начал было Серхио, приступая к сложному ритуалу коленопреклонения перед кардиналом.
– Да-да, – прервал его Беллармин. На серебристом овале, заменявшем ему лицо, не отразилось абсолютно ничего. – Оставим это. Я бы предпочел, чтоб ты прибыл раньше.
– Я летел так быстро, как только мог.
– Ты ничего необычного не заметил по дороге сюда? К нам поступают отчеты о вторжении кланов в этот сектор Диоцеза. Клановщики здесь редкие гости.
– Там… – (Возможно, это проверка. Ведь клановщики могли ему привидеться так же, как Индрани.) – Извините. Я весь полет молился. Правда ли, что Иван очень серьезно болен?
– Трансценденция неминуема. Медицина бессильна помочь ему. Он, однако, попросил не отключать его от систем жизнеобеспечения, чтобы провести последние часы в сознании. Отсюда я сделал вывод, что твой визит для него по какой-то причине важен. – Голос Беллармина напоминал хрип дешевого радиоприемника.
– Вам не известно, зачем я здесь?
– По некоторым соображениям он настаивает на исповеди исключительно священнику-человеку.
– Значит, наше равнодушие взаимно.
Серхио спрятал усмешку. Не так уж часто со времени возведения в сан доводилось ему чувствовать себя на равных с членами братства машиновеков. Машиновеки так много знали, что всегда оказывались на шаг впереди клириков-людей. Высшие посты в ордене также были заняты почти исключительно машиновеками. После Экуменического Синтеза, когда Основатель вернулся с окраин системы, принеся весть о Божественном вмешательстве, машиновечество уравняли в церковных правах с людьми. Едва ли можно было ожидать иного, принимая в расчет природу кивидиноков, но Серхио всегда делалось как-то не по себе в присутствии этих существ.
– Не соблаговолите ли провести меня к нему?
Беллармин молча провел его по лабиринту замысловато закрученных, взлетающих к небесам коридоров. На пути им попались несколько очевидников, но людей они не встретили.
– Слухи ширятся. Как же без этого? – сказал Беллармин наконец. С таким же успехом он мог бы объявить, сколько сейчас времени. – Слухи о причинах ваших воззваний. Тебя когда рукоположили? Меньше девяти стандартолет назад, я полагаю?
– Источники вашей информации безукоризненны, – выдавил Серхио сквозь зубы.
– Как обычно. Это болезненная процедура?
– Разумеется, нет. Духовник очень мал. Имплантация похожа на укус комара. – Он коснулся щетины на черепе. – Почти сразу же появляются шрамы, но, поскольку это устройство растет изнутри, боли не чувствуешь. В мозгу ведь нет болевых рецепторов.
– Я просто интересуюсь. Есть отчеты. Что же ты испытал, впервые увидев правильный расклад? Узрев Погибель?