Медленные пули

Майк дождался, пока очки уловят крошечную движущуюся искорку на конце бледной следовой полосы. Он не без обиды подумал, что кому-то еще позволено летать, когда все человечество лишено этого права. Майк понятия не имел, каким политическим или военным целям служит этот полет, но узнать, если захочется, будет несложно. К вечеру новость облетит все газеты. И не только в этой версии Кардиффа, но и в его собственной. Вот что труднее всего принять в смерти Андреа. Большой мир катит себе дальше, маленькая трагедия отдельного человека ни на дюйм не отклонила его от курса. Там Андреа погибла, здесь осталась невредима, а изменений в полете этого самолета не уловят никакие приборы (во всех реальностях).

– Мне нравится смотреть на самолеты, – сказала Андреа. – Сразу вспоминается, каким был мир до моратория. А тебе?

– Вообще-то, – признался Майк, – мне от их вида становится грустновато.

Среда

Майк знал, как занята была в последнее время Андреа, и старался уговорить ее не отнимать время у работы. Андреа возражала, уверяя, что коллеги в течение нескольких дней справятся с ее нагрузкой. Майк знал, что это неправда: Андреа вела фирму практически в одиночку, но в конечном счете они пришли к компромиссу. Андреа возьмет выходные, а по утрам будет забегать в контору, проверять, нет ли чего срочного.

Майк согласился встречаться с ней в конторе в десять, сразу после тестирования. Он чувствовал себя так же, как накануне, разве что движения давались еще легче. Однако Джо, закончив, сообщил ему новость, которой Майк заранее боялся, хотя знал, что никуда от нее не деться: качество сигнала продолжало ухудшаться. По словам Джо, у них уже оставалось один и восемь мега. Опыт такого рода позволял им экстраполировать ход событий до начала следующей недели. Помехи забьют связь к следующему воскресенью, ко времени чаепития, плюс-минус три часа.

«Если бы раньше начать! – думал Майк. – Впрочем, Джо и так сделал все возможное».

Сегодня, вопреки грозным предупреждениям из лаборатории, он наслаждался ощущением полного погружения в мир-двойник. Глядя на пробегающий за трамвайным окном солнечный город, он не мог поверить, что не присутствует в этом теле физически, а лежит на койке в другой версии лаборатории. За ночь тактильные ощущения заметно усилились. Ухватившись на повороте за верхний поручень трамвая, он ощутил под ладонью холодный алюминий, покрытый жирноватым налетом от державшихся за него рук.

Коллеги Андреа в конторе приветствовали его с неподдельной небрежностью, приводившей Майка в отчаяние. Он ожидал неловких соболезнований и взглядов, брошенных украдкой, в надежде, что он не заметит. Вместо этого его запихнули в кресло в приемной и оставили листать глянцевые проспекты, дожидаясь появления Андреа. Никто даже не предложил ему выпить.

Он уныло перелистывал брошюру. Работа Андреа всегда была больным местом в их отношениях. Не одобряя нервосвязи, он даже думать не желал о юридических проблемах, позволявших извлекать такие большие деньги из претензий по возмещению ущерба, связанного с применением этой техники. Однако сейчас ему трудно было вызвать в себе привычное чувство морального превосходства. Действительно, с порядочными людьми по небрежности и торопливости случаются неприятности. Раз уж нервосвязь существует, кто-то должен позаботиться, чтобы пострадавшие получили то, что им причитается. Он удивился, почему это не приходило ему в голову раньше.

– Привет, – сказала Андреа. Наклонившись, она деловито чмокнула его. Поцелуй пришелся не совсем в губы. – Извини, задержалась.

– Теперь можно идти? – спросил Майк и отложил брошюру.

– Ага, я здесь закончила.

На улице, в тени большого коммерческого здания, Майк спросил:

– Они что, не знают? Никто не догадывается, что у нас происходит?

– Я подумала, что так будет лучше, – объяснила Андреа.

– Не представляю, как тебе удается притворяться, будто все в порядке.

– Майк, все и есть в порядке. Ты взгляни на это с моей точки зрения. Я не теряла мужа. Для меня ничего не изменилось. Когда ты исчезнешь – когда все это кончится и я получу обратно другого тебя, – жизнь моя пойдет как обычно. Я понимаю, что для тебя это трагедия, и, поверь, меня это огорчает больше, чем кого-либо другого…

– Огорчает, – тихо повторил Майк.

– Да, огорчает. Я солгала бы, сказав, что вне себя от горя. Я человек, Майк. Я не способна испытывать шквал эмоций от сознания, что где-то далеко моя копия умудрилась попасть под машину, оттого что очень спешила в парикмахерскую. Глупая коровища – вот что я о ней думаю. Самое большее, это кажется мне странноватым, – может, мурашки по спине пробегут. Но не думаю, что мне придется потом приходить в себя.

– Я потерял жену, – напомнил Майк.

– Знаю, и мне тебя жаль. Ты даже не представляешь, как жаль. Но если ты ожидаешь, что моя жизнь от этого рухнет…

Он не дал ей договорить:

– Я уже гасну. Сегодня утром было один и восемь десятых.

– Ты ведь знал, что так будет. Ничего удивительного.

– К концу дня ты начнешь замечать изменения.