Медленный скорый поезд

– Согласен с Шухратом, – сказал Пастух. – Бескровный исход – это прелестно, но если бандиты станут стрелять, придется отвечать. Нам придется. И только нам. Где отвечать, как, из чего?.. Будем сидеть и ломать бошки – обсидимся и обломаемся. Сколько у нас стволов?.. Навскидку – четыре штуки. Я, Стрелок, Шухрат, товарищ начальник поезда, – худо-бедно, но все четверо вооружены. Наверняка у кого-то что-то еще про запас заныкано. Все умеют стрелять. Так пошли! Чего сидеть и куковать, пока они к нам сами не явятся?.. Но разведка необходима. Пусть даже поверхностная, наспех.

– Кто пойдет? – спросил Шухрат.

– Из нас – никто, – ответил Пастух. – С нашими рожами и габаритами – да в разведку по вагонам. Обосраться и не встать… Женщина пойдет…

Марина, до сих пор даже звука не подававшая, встрепенулась:

– Я пойду…

– Ага, – сказал Пастух, – мухой прям… Сидеть и не возникать. Есть у меня толковая женщина на примете… – Встал с полки, открыл дверь купе. – Всем ждать. Это приказ. И вам, товарищ Пахом, уж не обессудьте. А я ненадолго…

Задвинул за собой дверь и пошел по вагону. Знал – куда.

Проводница, имени которой Пастуху спросить не довелось, сидела у себя в купешке и что-то черное шерстяное вязала на спицах.

– Родная моя, – сказал Пастух, вторгаясь в казенное пространство и задвигая за собой дверь, – вы меня уже выручали, так мне все мало и мало. Не поможете ли еще разик?

Она подняла глаза от вязанья, глаза были красные от недосыпа, что профессии ее приличествовало, спросила спокойно:

– А что надо-то?

– Всего-то и прогуляться, – улыбнулся Пастух. – По вагонам. И будто бы по делу идете.

– А по правде, значит, не по делу… – очень понимающе протянула, отложила на приоконный столик вязанье. – И это мне надо, а?

– Не обижу, – сказал Пастух и выложил на столик красную пятитысячную бумажку. Попробовал доубедить: – Не в деньгах дело. Если все пойдет по нашей раскладке, все живы останемся, все до Москвы доедем. Но все и должны поучаствовать в том, чтоб раскладка справедливо легла, а не как ни попадя. Улавливаешь значимость момента?.. Да что я тебе мозги компостирую! Ты сама видишь и понимаешь, что в поезде происходит…

– Я понимаю, – сказала проводница и встала. – Мне идти по всем вагонам и просто смотреть? Или что-то я должна увидеть… что-то такое… так, да?.. Такое, например, как те мужики, что в наш вагон прорваться хотели?..

– Ладно мыслишь, – одобрил Пастух. – На них в оба глаза гляди, только сама не подставляйся. Ты идешь по составу, ты здесь работаешь, тебе не по фигу то, как пассажиры себя ощущают… Ты, полагаю, пассажира с билетом от пассажира… с чем?.. ну, скажем, с нехорошими мыслями отличить навскидку сумеешь?..

– Сумею, – сказала проводница. Встала, формешку оправила. – Не надо со мной, как с детенышем. Я ж не слепая, не глухая, по башке не битая. Понимаю, кого высматривать. Шесть лет уж как проводницей, а это – та еще школа… Так я пошла, командир?

– Мирного тебе пути, – искренне пожелал Пастух.

И сел на ее полку.

А она пошла. Затянула тихонько:

– На тот большак, на перекресток уже не надо больше мне спешить… Жить без любви, должно быть, просто…

Песенка эта негромкая и хорошая, а еще и к месту – про любовь-то, быстро-быстро отдалялась. А там и вагонная дверь хлопнула, закрылась. Пастух вышел в коридор из купе проводницы, тихонько дверь прикрыл. И песню докончил:

– …но как на свете без любви прожить…

Не в себе себя чувствовал. Вообще не любил провожать людей в опасный путь, хорошо подготовленных людей, вооруженных до кончиков ушей, а тут – на тебе: просто проводница. Главное секретное оружие – шпилька для волос. И ведь пошла, сама пошла, слова встречь не сказала… А он даже имени ее не помнил, за весь долбаный путь не запомнил или вообще не знал. Жизнь – *censored* конченая!.. Ну да ладно, Бог, как водится, не выдаст, свинья не съест, а конченая *censored* все не кончается и не кончается, что в принципе радует. Так что и на сей раз прорвемся…

А имя проводницы узнать надо. Вот вернется она минуток этак через двадцать – двадцать пять, узнаем имя и хорошо запомним.

Пастух искренне не знал, на что посылал женщину. Формально – ни на что страшное, опасное, замысловатое. Экая проблема! Прошла местная вагонная проводница по чужим вагонам, может, подружку повидать захотела, коллегу по профессии, время свободное выдалось – а оно и вправду выдалось: проводница-то читала себе спокойненько в купе, отдыхала от дневной или ночной беготни. А тут – Пастух. Ну, сговорил ее сходить по составу и вправду навестить кого ни то из коллег – рутинное дело вообще-то. Она и пошла. За пятихатку-то – кто ж не сходит?! Минут пятнадцать – в один конец, минут пять – десять полялякать с коллегой, а еще пятнадцать – назад в свое купе, где ее Пастух перехватит…

Все чисто, все тип-топ, никаких опасностей для фигурантки нет, ан чего-то Пастуху не нравилось. И «чего-то» это относилось не к возможным рутинным событиям на повагонной прогулке женщины, а к чему-то, чего Пастух не шибко-то и понимал сам.