Медленный скорый поезд

А тут и Стрелок вернулся. С пластмассовой воронкой розового цвета.

Сообщил:

— В вагоне-ресторане выпросил. Обещал вернуть через десять минут… — И примерил носик воронки к стальному сосуду. Сказал радостно: — Как раз! Ничего не просыплем.

Ничего и не просыпали.

Уложили футляр в сумку, сумку — на полку. Поехали дальше.

Пастух сказал:

— Пойду в тамбур воздухом подышу. Ты со мной?

— Можно, — легко согласился Стрелок.

Они вышли в тамбур. Пастух достал из кармана связку заветных вагонных ключей, запер дверь в коридор и отпер вагонную. В тамбур ринулся сильный и не теплый ветер, шумно стало, колеса стучали на стыках так, что говорить было невозможно.

Но говорить Пастух и не собирался. Он, зажав в правом кулаке ключи, легко развернулся на каблуке и врезал Стрелку аккурат в левый глаз и обок того. Мощно врезал. Не жалея. Знал, что мощно. Но глаз должен был целым остаться. Тяжелые ключи как хорошая свинчатка сработали. Стрелок чуть крутанулся, ноги отключились, и он рухнул на пол. Как проводница пол этот гребаный на остановках ни мыла, чище он не становился. А и то понятно: на «железке» своя грязь, особая, прилипчивая, да и много ее.

Сел на корточки перед вырубившимся из мира Стрелком, ждал терпеливо. Минут, наверно, пять прошло. Стрелок приоткрыл правый глаз, левый почему-то не открывался.

— Это ты меня? — спросил хрипло.

— А кто ж? — удивился Пастух. — Никого нет…

— За что хоть?

— За Марину. За то, что плакать ее заставил.

— Я запомню, — сказал Стрелок, пытаясь подняться с пола.

Плоховато у него получалось. Однако встал все ж, уперся рукой в стену вагона, стоял, покачиваясь. Но — стоял.

— Запомни, — согласился Пастух. — И еще одно запомни. Хоть словом, хоть намеком еще раз Марину обидишь, выкину на насыпь на полном ходу. Ты ж мне не друг, Стрелок, сам знаешь. И нечего им прикидываться. Терплю пока терплю… Короче, понял?

— Я попробую, — сказал Стрелок.

Открыл дверь в вагон и пошел по коридору, покачиваясь, придерживаясь рукой за стену. Дошел до своего купе, впал в него. Чего уж там соседу объяснял — не Пастуху о том думать. Отлежится Стрелок, заживет глаз, а память останется. Злая, конечно, но что Пастуху с того? Не впервой. Таких «стрелков» в его жизни — батальон как минимум. А то и полк. И большинство — покойники. А Стрелок пока жив. Все еще.

И Пастух вернулся к Марине.

Она сидела на одеяле с ногами и читала что-то в своем ай-паде. Улыбалась про себя. Услышала Пастуха, спросила:

— А где Стрелок?

— Отдохнуть пошел, — сказал правду Пастух, усаживаясь напротив.

— Это он от вас устал? — догадливо поинтересовалась.

— Может, и от меня, — не стал скрывать Пастух. — Но может, и от себя… — Помолчал, добавил: — Но это вряд ли…

— Верно, — сказала Марина, — он, похоже, от себя не устает… Да вы не сердитесь на него, не стоит. Он таков, каков есть. Вы ж его знаете давно, верно?

— Давно — да, — подтвердил Пастух, — а вот хорошо ли?.. Навряд ли… Да и чего мы все о нем да о нем? Он нам еще успеет надоесть, дорога впереди длинная.

— А почему он за мной следит?

— Вы так думаете? — удивился Пастух. Не тому удивился, что спросила, а тому, что угадала правильный вопрос. — Наняли его вообще-то.

— Кто? — изумилась Марина.

Глаза у нее стали большими и испуганными. Как у лани. Пастух помнил эти глаза, этот взгляд. Давно. В Иране, в горах. В районе Мешхеда. Она стояла перед ними — трое их было, трое суток и шли к своим, «калашниковы», рюкзаки как и положено, воды вот только не было совсем. А она, лань, стояла метрах в ста и смотрела на них. А потом р-раз — и исчезла. Как не было. Они пошли туда, где она стояла, а там ручей бежал. Холодный-холодный и быстрый-быстрый. Как счастье…

— Не говорит, — ответил Пастух Марине. — И вряд ли скажет. Разве что пытать…

— Это не наши методы! — всерьез возмутилась Марина.

— Не ваши, — согласился Пастух. — Да и какая вам разница, кто его нанял? Люди. Которым вы почему-то интересны…

— Какие люди? Я ж никого здесь не знаю.

— А они вас знают. — Он старался свинтить беседу или поменять тему. — Вы же у нас знаменитая, умная, обаятельная… — перечислял, как баюкал, а она и повелась, заулыбалась, слушала. Сказала все-таки:

— Болтун вы, Пастух, однако… А не пойти ли нам в вагон-ресторан? С этими бандитами даже не пообедали…

— И хорошо, что с ними не пообедали, — согласился Пастух. — Пошли.

— И Стрелка позовем. Ведь правильно?

— Не знаю, — сказал Пастух.

Он врал. Он знал, что это правильно — позвать Стрелка в ресторан, потому что враг рядом много менее опасен, чем враг поодаль. А Стрелок-то, не исключено, был не врагом, а просто дуболомом, на какого-то чужого дядю работающим. В принципе неплохо работающим. И Марину нашел. И с Пастухом повезло. А что морду ему Пастух набил — так это ж за дело. Пообижается и вернется, куда ему из вагона деться. Разве что и вправду — на насыпь и влет. Но это уж от Пастуха зависит…

А Стрелок сам пришел в вагон-ресторан.

Фингал потрясал. Под левым глазом, который превратился в щелку, имело законное место сине-багровое лоснящееся пятно.

— Что это с вами? — ужаснулась Марина, ладони к щекам прижала.