Медленный скорый поезд

А следующей остановкой экспресса ожидался Мариинск, где стоянка — почти полчаса, потому что в Мариинске положена смена локомотивов. Стыковая станция. Переменный ток меняется на постоянный. Все ж какая-то развлекуха по дороге. Тем более что в вагоне все мирно было, без эксцессов. Марина, не отрываясь от маленького классического ноутбука, что-то быстро и молчаливо набирала, текст какой-то — Пастух заглянул к ней в ноутбук, — сама себе бурчала какие-то плохо слышные слова и даже фразы, и продолжался этот молчаливый творческий процесс уже довольно долго — второй час к концу шел.

Пастух ей не мешал. Он, честно говоря, устал бессмысленно и по умолчанию подозревать всех и вся, включая Стрелка и даже Марину. Он и вообще-то подустал от длинного путешествия в закрытом пространстве, да еще и с постоянной оглядкой: откуда нынче ждать очередного татя? Но тать пока не шел ни откуда, читать не хотелось, спать было не положено, Пастух лежал на своей полке с закрытыми глазами, не спал, думал о неприятном, о Слиме, который ох не вдруг появился, например, или о таджике в купе начальника поезда, которое, к слову, больше походило на небольшую, но ладную диспетчерскую, а вовсе не на тесный приют отдохновения. А и то: центральная управляющая система контроля безопасности и связи поезда имела законное место именно в том купе. А там вот в легкую пили водку и закусывали чем Бог послал.

Умение обустраивать какой-никакой быт на любом рабочем месте — важная черта характера советского человека, которая и в постсоветское время у него не исчезла.

— Я пойду погуляю по вагону или даже по вагонам, — сказал Пастух Марине. — Минут через пятнадцать — станция Мариинск, там нам локомотив поменяют. Не интересует?

— Спасибо, Пастух, но я поработаю эти пятнадцать минут, — ответила она, не отрываясь от экрана ноутбука и не отрывая пальцы рук от клавиатуры. — Мне вообще-то еще часик понадобится, и я закончу сей труд.

— Срочная работа подкатила? Или вдохновение?

— Да какое там вдохновение, Пастух!.. Так, мыслишки, мыслишки… Но лучше записать сразу, чем потом забыть, «альцгеймер» — он никогда не дремлет.

И впрямь, видать, вдохновение. До сего момента Марина к ноутбуку ни разу не прикасалась, а тут — вон оно как, пальцы прям летают по клавишам, чудная картинка… А идти, если всерьез, было некуда и незачем. Катил себе и катил через всю страну скорый поезд с серьезным именем «Россия», сидели по своим купе пассажиры, даже Стрелок носу почему-то не казал, тихо и скучно было, если не считать за веселье частые колесные перестуки.

Так и стоял Пастух в коридоре, тупо смотрел в окно, пока поезд очевидно не сдал скорость, пока не появился вокзальный перрон и большое красное здание вокзала славного города Мариинска, в коем, отчего-то помнил Пастух, имелась большая больница, расположенная в бывшем здании управления ГУЛАГа, а вообще в городе было много памятников — от Ленина, естественно, до царицы Александры и даже смешной памятник картошке имел место в честь того, что царь Петр Великий аж в семнадцатом веке завез картофель в Россию. Это хорошо, когда у горожан и властей города есть чувство юмора. Только вот на фига рядовому умученному дорогой пассажиру, то есть Пастуху, конечно, помнить всю эту архитектурно-демографическую*censored*ню? Нет ответа. Ан помнит, вглядчивый…

Пастух в Мариинске не был, но много слышал о городе от сержанта, с которым пришлось некоторое время бок о бок повоевать. Тот оказался большим патриотом родного места, надрывно, прям как столицу, любил свою малую родину, и, судя по его рассказам, городское начальство тоже по-своему любило и холило немноголюдный, но славный городок на реке по имени Кия.

Почти полчаса стоянки. Любознательные имели полное право хоть да иссмотреться на процесс смены локомотивов, совсем недлинный, как полагал Пастух, и уж наверняка не зрелищный. Их и вообще-то немного было — любознательных, так, пять — семь мужиков да пара-тройка детишек-подростков. А остальной поездной люд предпочел, как уж повелось в дороге, за полчаса стоянки прошерстить буфет в здании вокзала, а еще и там же — пивбар, ласково означенный «Кружечка моя».

Странные все же существа люди! Пива в вагоне-ресторане было — хоть залейся. Правда — бутылочное. А тут — бочковое. Говорят, оно куда лучше. Кто прав, Пастух не знал. Пива никогда не понимал.

Стрелок с Мариной, что-то там свое, важное доработавшей, далеко от вагона не отходили. Пастуху думалось, что история отставания от поезда и погоня за ним по воздуху на вертолете при всех Марининых соплях, воплях и, как итог, радостях, полученных от полета, вряд ли родит у нее щемящее желание еще разок полетать. Хорошего и впрямь понемножку надо. И — редко. Хотя «нелетабельное», извините за жуткое слово, проклятие враз и с ходу не исчезнет, это — как к гадалке не ходи. Но к нему привыкают, приживаются, холят даже…