Медленный солнечный ветер

— Когда все закончится, Димка? — спросила она, но голос ее доносился до него с помехами, будто из плохо работающего радиоприемника.

Ту, к кому обращалась девочка, он видеть не мог, равно как и понять, где он находится. Он будто был здесь и одновременно не здесь.

На стене висел календарь. Странно, подумал он, обычно во снах я не замечаю таких мелочей. Красным маркером было обведено тридцать первое августа тридцать четвертого года. Наверное, это сегодня.

Дарко оглянулся. За окном происходило какое-то движение, в окна било яркое солнце. Определенно это был Сараево, он узнавал этот город с узкими улочками без труда. Кто-то кричал, но маленькая девочка не обращала на доносящиеся с улицы звуки никакого внимания — привыкла.

Она сидела на маленькой табуреточке, сложив на коленях тонкие руки. На вид ей было не больше пяти, но та серьезность, с которой она смотрела на свою сестру, делала ее старше на несколько лет.

На столе рядом с ней лежал ломоть рассыпчатого черного хлеба, на который девочка все время поглядывала краешком глаза, но все не решалась к нему прикоснуться, как будто ей что-то упорно мешало.

— Мама запретила тебе воровать, Димка. — И она с укором посмотрела куда-то сквозь Дарко из-под светлых пушистых ресниц.

Мужчина обернулся и едва сдержал крик удивления, рвущийся из его груди. Димитрия стояла у противоположной стены, обидчиво скрестив руки на груди. Она старалась не смотреть в сторону девочки, но было видно, что она не так уж и расстроена.

Дарко отметил, что с того времени Димитрия сильно изменилась — только тогда она не была такой худой и, кажется, даже немного повыше. Ее глаза были чистого серого цвета — они блестели и горели при свете солнца, чьи лучи ровными рядами падали сквозь окно. Девушка задумчиво жевала нижнюю губу, невозмутимо разглядывая обклеенную грязного цвета обоями стену.

— Меня не волнует, что мама говорит, — огрызнулась Димитрия, по-прежнему не поворачиваясь к сестре.

Волосы девушки были довольно коротко подстрижены, и Дарко не смог не отметить, что так она выглядела очень даже привлекательной, даже несмотря на подростковую нескладность и неуклюжесть.

— Димка, ты ведешь себя совсем как ребенок! — воскликнула девочка.

— Можно подумать, это мне четыре года, — парировала Димитрия. — И вообще, Весна, тебя не должно волновать, где я беру хлеб. Хочешь знать, его дал мне Авель. Его родители близкие друзья булочника.

Незаметно для обеих девочек в дверях внезапно появилась плоская худощавая женщина с высокими скулами и поджатыми губами. Она уже успела услышать окончание разговора, и теперь с недовольным видом прожигала взглядом свою старшую дочь.

— Прекрати врать, — холодным тоном произнесла женщина, и ни один мускул не дрогнул на ее лице. — Я прекрасно знаю, какие у тебя отношения с Авелем. Кажется, он не разговаривает с тобой с того самого случая, как ты подбила ему глаз.

— Мама… — глухо простонала Димитрия, и кончики ее ушей налились багрянцем. Обман раскрылся слишком быстро.

Затем женщина широкими шагами пересекла комнату и быстро задернула шторы. Дарко начал припоминать, что эти шторы в маленькой квартирке на Дражской улице висели до сих пор.

— И нечего смотреть в окно, — добавила она. — Ничего хорошего там не происходит.

— Что сказали в новостях, мама? — В глазах Димитрии появилась надежда и она вздернула подбородок, чтобы смотреть прямо на мать.

— Ничего, Димка.

— Как, ничего?

— Электричество отключили, — пробормотала женщина и неуклюже похлопала младшую дочь по голове. Малышка не шелохнулась: она прекрасно понимала, что маме сейчас не до нее.

В комнате повисла тишина. Дарко буквально слышал, как бьются три напуганных сердца, как переплетаются три сбивчивых дыхания. Себя он слышать не мог: его здесь, вроде как, и не было вовсе.

Чтобы скрыть свое разочарование, Димитрия отвернулась от матери и оказалась совсем рядом с невольным свидетелем произошедшего. Дарко она видеть не могла, но ему почему-то показалось, что в ее глазах промелькнуло что-то вроде узнавания, когда она снова начала смотреть сквозь него, в пустоту.

Для него было так странно видеть эту маленькую девочку. Он был старше нее больше, чем на десять лет, и для него она действительно была таковой. Неоперившимся птенцом. Димкой, как называли ее родные.

Теперь Дарко понимал, почему имя Димитрия так плохо вязалось с самой девушкой. На самом деле ее даже звали не так. Димка.

Маленькая Весна решительно соскочила со своего детского стульчика и, подбежав к сестре, кротко обхватила ее за талию. Димитрия не шелохнулась, но было заметно, как потеплело ее лицо. Она любила свою сестру всем сердцем, хотя порой и не решалась об этом говорить.