Медленный солнечный ветер

Димитрия пробралась в этот злополучный вагон, когда нервы ее уже перестали выдерживать. Она всегда шутила, что ее нервы не гитарные струны — трудно порвать. Сегодня она убедилась в том, что ее нервы действительно не были гитарными струнами — они были гораздо тоньше. Димитрия понимала, была бы она другой или на ее месте оказался бы кто-то другой, ничего бы не вышло. Даже каменная Димитрия медленно рассыпалась на кусочки — чего уж говорить о тех, кто боится даже собственной тени.

Внутри у Димитрии все трепетало, взрывалось; волны ее внутреннего моря бешено бились о прибрежные скалы и разбивались. Она узнала Хранимиру даже такую — полуживую и почти обнаженную — и, не теряя ни минуты, ринулась к изуродованному телу, даже не задумываясь о том, что тот, кто довел беженку до такого состояния, сейчас дышал ей в спину, разъяренный и опьяненный успехом. Но Огнек забыл, что победа в одном сражении еще не означала победу во всей войне.

Руки Димитрии тут же перемазались в чужой крови. Девушка осторожно приподняла голову Хранимиры, пытаясь отыскать в ее лице хотя бы намек на то, что беженка все еще была жива.

По вагону пронесся вздох удивления. Еще никто и никогда так глупо не распоряжался своей жизнью, поворачиваясь спиной к своей смерти. Мать могла отдать жизнь за своего ребенка, но и то, скорее она отдаст младенца чужакам, чем умрет вместе с ним. Это был закон джунглей. Убей или будешь убит.

Среди всех этих разумных людей Димитрия всем казалась сумасшедшей.

У Дарко тоже не было времени на раздумья. Меньше всего он ожидал, что Димитрия выкинет ему такой фокус. Она никогда не проявляла себя сестрой милосердия, и мужчина думал, что Димитрия холодна как лед. Все, о чем она могла думать и о чем могла сожалеть, это о смерти своей сестры — остальные жизни для нее не имели никакого значения.

Но Димитрия удивляла его. Снова и снова.

Дарко едва успел схватить Огнека сзади (к черту рыцарское великодушие), когда тот уже намеревался начать новую схватку, но уже с Димитрией, чтобы оспорить тело своей невесты.

Кое-как уже порядком уставшему Огнеку удалось вырваться и повернуться к новому противнику спиной. Принимая и нанося ответные удары, Дарко все спрашивал себя, во что, черт возьми, Димитрия втянула их обоих. Умирать на середине пути пока не входило в его планы, так что он изо всех сил пытался вывести Огнека из строя. У него было две руки, а у Огнека — одна, и у него была Димитрия. Пока еще живая. Чего нельзя было с уверенностью сказать об истекающей кровью монашке.

Послышался хруст. Кажется, Огнек умудрился заехать Дарко по носу. Хоть бы не сломал.

Обернувшись, Димитрия увидела Дарко, сражающегося с беженцем. У него из носа текла кровь, а по щекам Димитрии потекли слезы. Она не хотела вмешивать Дарко в это дело. Это был ее долг — Димитрии — а он снова полез спасать ее жизнь.

— Ты слышишь меня? — Она осторожно встряхнула лежащую у нее на руках девушку. — Эй, Ранка, я здесь. Очнись же, прошу тебя.

Но беженка не подавала никаких признаков жизни.

Отчаянное положение было и у Дарко, который явно уступал в ловкости своему сопернику, пораженному мутацией, но не уступал ему в силе. Несколько раз он снова не сумел увернуться от каменного кулака Огнека, но ощутимых увечий пока не чувствовал. Единственным преимуществом Дарко до сих пор оставался тот факт, что он мог попробовать схватить своего соперника за горло, тогда как тот одной рукой подобный финт проделать никак не сможет.

— Ты вернешь ее мне, — рычал Огнек вне себя от ярости. — Мою принцессу, ты вернешь ее.

Плевать мне на твою принцессу, хотел было ответить Дарко, но подумал, что такой ответ устроит этого верзилу даже меньше, нежели он скажет, что ему нужна эта уродливая и безобразная беженка.

— Ранка-Ранка-Ранка… — бормотали одновременно Огнек и Димитрия. Это напоминало какую-то священную мантру, обладающую магической силой, как заклинание, возвращающее мертвых обратно в мир живых.

— Ты потеряешь свою девку так, как я потерял свою Ранку, — продолжал Огнек, сплевывая на пол кровь вместе с выбитым зубом.

— Я уже потерял ее, — прошептал Дарко еле слышно и нанес своему противнику решающий удар. Огнек пошатнулся — на мгновение в его взгляде появилось недоумение — а затем он бесформенным мешком повалился на пол. Никто в этот момент не осудил бы Дарко за слезу, невольно выскользнувшую из уголка глаза, да никто и не заметил бы: его лицо сплошь было залито кровью. Но Дарко чувствовал, что повреждения были незначительны, а вот Огнеку придется несладко, когда тот придет в себя. Убивать беженца мужчина не собирался.

Не желая больше смотреть на соперника, Дарко отвернулся от его неподвижного тела, лежащего на полу, и направился к качающей маленькую хрупкую Ранку Димитрии.

— Пойдем, — настойчиво позвал ее мужчина, но та даже не шелохнулась.

— Она еще жива, Дарко, я знаю, — пробормотала Димитрия сквозь всхлипы. — Помоги мне отнести ее.