О том, что у Блейка имелась особая агентурная сеть, существовавшая специально для того, чтобы скрывать подлинную агентуру, догадаться было нетрудно: в отличие от немецкой или японской разведки, которые всегда стремились иметь широко разветвленную агентуру, английская секретная служба предпочитала иметь агентов немногочисленных, но проверенных, серьезных и тщательно засекреченных. Тем не менее все, что говорила Янковская, было очень важно: она не только подтверждала мои догадки, но и в какой-то мере могла помочь выявить английскую агентуру в Прибалтике. Нечего и говорить, как это было бы ценно. Правда, эти сведения надо еще будет передать, но я надеялся, что к тому времени, когда я узнаю какие-либо достоверные факты, я налажу необходимые связи…
Однако, судя по поведению Янковской, она и мысли не допускала, что я свяжусь с советской разведкой, и меня интересовало, на чем основана эта ее уверенность. Самое лучшее было не играть с ней в этом вопросе в прятки, поэтому я прямо в лоб и задал ей свой вопрос:
– А почему вы думаете, что, выявив агентуру Интеллидженс сервис, я не передам эти сведения советской разведке?
– А потому, что вы хотите жить, – уверенно ответила Янковская. – Вы не успеете открыть у своих рта, как будете расстреляны.
– Почему? – спросил я, недоумевая. – За такие сведения людей не расстреливают…
– Но вы уже умерли, – нетерпеливо перебила она меня. – Неужели вы не понимаете?
– Нет, не понимаю. Меня не требуется ущипнуть за ухо для доказательства того, что я не сплю.
– Но я ущипну вас, – сказала она. – Поедемте.
Со свойственной ей стремительностью она повлекла меня за собой. Мы спустились вниз, сели в машину. Она привезла меня на кладбище.
Тот, кто бывал в Риге и не посетил городского кладбища, может считать это своим упущением. Оно великолепно и похоже на музей. Монументальные гробницы и статуи производят большое впечатление. Много человеческих поколений нашло здесь приют и каждое оставило свой след…
Янковская взяла меня за руку и повлекла по аллеям. Она шла быстро, ни на что не обращая внимания, все дальше и дальше, мимо гранитных плит и чугунных крестов, сворачивая с дорожки на дорожку.
Она привела меня в ту часть кладбища, где находили успокоение наши современники. Здесь было больше песка и меньше зелени, и памятники здесь были гораздо скромнее: современные люди как-то меньше вступают в спор с быстротекущим временем.
Она подвела меня к какой-то могиле.
– Смотрите! – холодно сказала Янковская.
Я равнодушно посмотрел на могильный холм, обложенный дерном, на небольшую доску из красного гранита, на анютины глазки, росшие у подножия, и пожал плечами.
– А, да какой же вы бестолковый! – с досадой воскликнула Янковская. – Читайте!
Я склонился к доске.
Да, это было странно… Странно было стоять около собственной могилы…
Потом что-то кольнуло меня в сердце.
Тревожные июньские дни 1941 года! Первые дни войны! И вот в такие дни мои товарищи нашли время поставить на моей могиле памятник!
– Теперь вы убедились, что с майором Макаровым все покончено? – оторвала меня от моих мыслей Янковская.
– А если Блейк захочет опять стать Макаровым? – спросил я.
– Тогда его похоронят вторично, – непререкаемо произнесла Янковская. – Как только вы очутитесь на советской стороне, мы дадим понять, что вы Блейк, а не Макаров. Мы дадим понять, что Макарова для того и убили, чтобы Блейк мог выступить в его роли. Мы постараемся внушить вашим судьям, что Макаров на самом деле всегда был Блейком.
Да, во всем том, что говорила и делала Янковская, во всем том, что делали разведки всех империалистических государств, было много логики и правильного расчета, они не учитывали только одного: они не знали людей, против которых обрушивали свои козни.
Я молча пошел от “своей” могилы, и Янковская, не говоря ни слова, неслышно последовала за мной.
Она довезла меня до дому, остановила машину и положила свою руку на мою.
– Ничего, Август, ничего, – шепнула она. – Жизнь вышибла вас из седла, но вы сильный и найдете свое место в жизни.
– Оставьте меня в покое, – с нарочитой грубостью ответил я. – Дайте мне побыть одному.
– Конечно, – согласилась она. – Я заеду к вам вечером.
Она уехала, а я поднялся к себе и мучительно долго ломал голову над тем, как установить необходимые связи.
Но, как это всегда бывает, пока я раздумывал, как, находясь среди чужих, отыскать своих, свои искали меня и по каким-то непонятным признакам признали во мне своего.
6. БИДОНЫ ИЗ-ПОД МОЛОКА
Вскоре после моего возвращения в комнату зашла Марта и сказала, что меня спрашивает какой-то мужчина.
Я вышел в переднюю.
Там стоял незнакомый человек.
“Это еще что за птица?” – подумал я, глядя на посетителя.
Это был сравнительно молодой человек с открытым и добрым лицом – в глазах его, я бы сказал, светилась даже излишняя мягкость, – примерно моих лет, может быть, чуть старше, одетый в очень дорогой костюм, и в отличной фетровой шляпе персикового оттенка.