Он вылил на голову Черчилля такой поток ругательств, который, по-моему, не мог бы понравиться даже противнику Черчилля, будь тот английским офицером, однако я дисциплинированно молчал, и это понравилось Эдингеру.
– Вы не пожалеете о сегодняшнем дне! – патетически воскликнул Эдингер. – Германия позаботится о будущем Великобритании.
Может показаться, что, изображая Эдингера, я рисую его слишком ходульным, слишком напыщенным, не таким, какими бывают люди в обыденной жизни, но я хочу здесь подчеркнуть, что Эдингер был именно таким.
Затем он сразу перевел разговор на рельсы сугубого практицизма.
– Я хочу вас обрадовать, капитан Блейк, – произнес он со снисходительной улыбкой. – Как только вы передадите нам свои дела в Риге, мы перебросим вас в Лондон. У нас есть соответствующие возможности. Вы сделаете вид, что вам грозил арест и вы бежали. Вы начнете работать на нас в Англии.
– Но я не собираюсь в Лондон, – сказал я. – Мне полезнее находиться здесь.
– Не хотите рисковать? – иронически спросил Эдингер. – Спокойнее оставаться с победителями?
– Думаю, что здесь я буду полезнее, – уклончиво ответил я. – На мое место пришлют кого-нибудь другого, и еще неизвестно, захочет ли он сотрудничать с вами.
– Хорошо, – великодушно сказал Эдингер. – Мы вернемся к этой проблеме, когда получим доказательства вашей лояльности.
– Каких доказательств вы хотите? – настороженно спросил я. – Я уже обещал свое сотрудничество…
– Вот мы и хотим доказательств этого сотрудничества! – воскликнул Эдингер. – Связи и агентура, агентура и связи – вот что нужно от вас! Только это можем мы принять от вас в уплату за вашу жизнь и наше доверие.
И здесь я совершил ошибку, посчитав Эдингера глупее, чем был он на самом деле: я пообещал познакомить гестапо со всеми своими агентами, имея в виду своих девиц, тем более что немцы имели о них, как я безошибочно предполагал, очень хорошее представление.
– Когда? – строго спросил Эдингер. – Когда мы получим вашу сеть?
Я мог составить список своих девиц за полчаса, но решил придать этой работе солидный характер.
– Я дам список своих агентов… через три… нет, скажем, через четыре дня.
– Хорошо, я буду ждать, – серьезно сказал Эдингер. – С этого дня двери моего дома открыты для вас. Сегодня двенадцатое… Тринадцатого, четырнадцатого, пятнадцатого… шестнадцатого я жду вас у себя.
Эдингер нажал кнопку звонка.
– Мюллера с документами, – приказал он появившемуся и тут же исчезнувшему адъютанту.
Затем Эдингер загадочно посмотрел на меня.
– Я хочу показать вам, что значит работать в германской разведке, – внушительно сказал он. – Нет людей великодушнее немцев!
Мюллер не замедлил появиться.
Это был весьма солидный господин, с белесыми волосами, напомаженными бриллиантином, в роговых золотистых очках и в черном мундире, плотно облегавшем его упитанную фигуру и еле сходившемся на выпиравшем животе.
– Господин Мюллер, наш главный кассир, – представил его Эдингер.
Господина Мюллера сопровождал еще какой-то чиновник, но его господин Эдингер не нашел нужным представлять.
– Вы принесли? – осведомился Эдингер, ласково взглянув на Мюллера.
– О да, господин обергруппенфюрер, – почтительно ответил Мюллер. – Все, как было указано.
– Мы хотим выплатить вам некоторую сумму, – сказал Эдингер, посматривая то на меня, то на Мюллера. – Мы умеем ценить людей, господин Блейк!
Я сделал какое-то движение, которое Эдингер истолковал в двойном смысле.
– Не смущайтесь, господин Блейк, мы верим, что вы оправдаете вложенные в вас средства, – убежденно произнес он. – И не смущайтесь, что я так открыто называю вас перед господином Мюллером. Тот, кто платит деньги, должен знать, кому он их платит.
Господин Мюллер раскрыл принесенную с собой папку и подал мне деньги – тут были и рейхсмарки, и фунты стерлингов.
– Мы даем вам и марки, и фунты, – пояснил Эдингер. – Марки на текущие расходы, фунты в копилку.
Мюллер подобострастно рассмеялся.
По-видимому, отказываться от этих денег не следовало.
Я взял бумажки и со светской небрежностью, свойственной, как мне думалось, английскому аристократу, не считая, сунул их в карман.
– Нет-нет, так не годится, – строго поправил меня Эдингер. – Прошу вас пересчитать деньги, обязательно пересчитать, и, увы, написать расписку: денежные расчеты требуют самого неуклонного педантизма.
Чиновник, пришедший с Мюллером, засуетился, пододвинул ко мне лампу, указал на стол.
Мне пришлось подчиниться, я достал деньги, пересчитал, написал расписку, передал Мюллеру.
– Все готово? – спросил Эдингер, но почему-то не Мюллера, а его спутника.
– О да! – сказал тот, и Эдингер кивком отпустил обоих своих чиновников.
Затем он встал…
Я полагал, что со мною все закончено, но оказалось, что Эдингер не мог отказать себе в удовольствии еще раз выступить передо мной в своем репертуаре.
На прощание он произнес целую речь: “Раса господ, германский дух, карающий меч…”
Это надо было послушать!