— Это не установлено, — уклончиво ответила она. — Застрелили Блейка и…
— Застрелили меня, — договорил я. — Можно догадаться, почему застрелили Блейка, но для чего было убивать меня?..
— Ах, без причины не делается ничего, — сказала Янковская. — Вы стали свидетелем происшествий, которые не должны иметь свидетелей…
— По вашей милости, — сказал я. — Я не навязывался вам в попутчики…
— Это неважно… — Она точно отмахнулась от моего упрека. — Но вы оказались счастливее Дэвиса.
— По причине вашего неумения стрелять? — спросил я.
— Нет, стрелять я умею, — возразила она. — Но в момент, когда я в вас целилась, мне пришла мысль сохранить вас и подменить вами Блейка…
— Убитого немецкой разведкой? — спросил я. — Мне ведь нужно знать, кем убит Блейк.
— Я же сказала вам, что это не установлено, — повторила Янковская. — С таким же успехом это могла сделать и советская разведка.
Я не хотел с ней спорить.
— Но для чего нужен вам я? — спросил я.
— О, это очень важно, — охотно пояснила Янковская. — Важно, чтобы англичане и немцы думали, что Блейк жив. Если Интеллидженс сервис узнает, что Блейк погиб, сюда пришлют другого резидента, и кто знает, как я еще с ним сработаюсь. А немцы, кроме того, имеют на Блейка свои виды, и в ваших интересах их не разочаровывать. Думаю, что они попытаются вас завербовать, и вам придется делать вид, что вы работаете и на англичан и на немцев.
— А если я не буду делать вид, что на кого–то работаю? — поинтересовался я. — Что тогда?
— Тогда вы отправитесь вслед за бедным Дэвисом, — просто сказала Янковская. — В этой игре никто никому не дает форы.
— А если я все же не соглашусь? — повторил я. — Какие у вас гарантии, что я не воспользуюсь первым представившимся мне случаем и не убегу к своим?
— Привязанность к жизни, — уверенно возразила Янковская. — Вы нормальный человек и хотите жить, а в Советской России вас ждет расстрел.
— Расстрел? — удивился я. — За что?
— Не так уж сложно вызвать подозрение к человеку, — сказала Янковская. — Небольшой труд дать русским понять, что вас завербовали и перебросили обратно для шпионажа. Вы уже достаточно скомпрометированы связью со мной…
Я действительно хотел жить. Но смерть я предпочел бы бесчестию. Как бы меня ни пытались скомпрометировать, все равно я решил бежать к своим. Но сделать это надо было умно, и поэтому на какое–то время приходилось вступить в игру, которую предлагала Янковская.
— Чего же вы от меня хотите? — спросил я.
— Прежде всего, чтобы вы меня развязали, у меня затекли руки и ноги, — ответила она. — А затем, чтобы вы были Дэвисом Блейком.
Я развязал ее; убивать меня ей не было расчета, а убивать ее я не собирался, тем более что без предварительной подготовки бежать из Риги просто было невозможно.
— Но вы так и не объяснили мне всей этой истории с поцелуем, — сказал я. — Кто же все–таки находился тогда ночью в машине, и почему вы очутились на лестнице?
— Ах, это все частности! — небрежно сказала она. — Как–нибудь узнаете, не в этом суть.
— А в чем же?
— В завтрашнем дне. Надо действовать, а не оглядываться назад.
— Что же мне надо делать?
— Быть Дэвисом Блейком, я уже сказала. Для начала этого достаточно.
— А вы не думаете, что Блейк, которого вы предлагаете мне изображать, может быть изобличен? — возразил я.
— О, нет, это предусмотрено, — объяснила она. — У Берзиня был свой круг знакомых, но те, кто кренил вправо, бежали из Риги в первые дни ее советизации, а те, кто кренил влево, эвакуировались вместе с советскими учреждениями, и, наконец, если ваша личность не вызывает никаких сомнений ни у вашей кухарки, ни у вашей любовницы, кто еще посмеет усомниться в том, что вы не Август Берзинь?
— Кто моя кухарка и что она думает, я уже знаю. Но что касается любовницы, дело обстоит несколько хуже: я не знаю, кто она.
— А вы не догадались? — насмешливо спросила Янковская, расправляя затекшие руки. — В противном случае вряд ли я была бы так хорошо посвящена в дела Блейка!
Янковская прошлась по комнате.
— Вот что, Август, — деловито сказала она. — Я пойду в ванную и приведу себя в порядок, а вы переоденьтесь, и мы проверим, действительно ли вы так похожи на Берзиня, как это кажется мне.
И я послушался ее, потому что мне не оставалось ничего другого. Мы спустились вниз, знакомый автомобиль стоял у подъезда.
— Это чья машина? — спросил я. — Ваша или моя?
— Ваша, — ответила Янковская. — Но я не хочу, чтобы она находилась сейчас в вашем распоряжении.
Это было понятно.
Она опять села за руль, машину она водила хорошо.
— Куда мы едем? — спросил я. — Это не секрет?
— Нет, — ответила она. — К профессору Гренеру, кому вы в значительной степени обязаны своим выздоровлением.
— К тому самому аисту, которого мне довелось видеть в госпитале? — догадался я. — Под каким же именем я буду ему представлен?
— Он знает вас по именем Августа Берзиня. Но подозревает, что вы Дэвис Блейк.
— Не без вашей помощи? — спросил я.
— Нет, — ответила она. — Немцы и без меня знали, что под именем Августа Берзиня скрывается Дэвис Блейк.