Медная пуговица. Кукла госпожи Барк

— Вторая половина нашей задачи — это вернуть наши богатства. Нефть, которую выкачивает сотни лет Англия, — иранская. Довольно богатеть англичанам и держать в нищете и невежестве иранцев! Прекратить грабеж наших богатств, сделать их достоянием иранского народа, извлекать пользу и прибыли от торговли со всеми странами мира, накормить, одеть свой народ, — вот вторая половина нашей задачи. А воевать иранцам за интересы тех или других колонизаторов — глупо и не нужно.

Маленький, сухощавый Кашани — высшее духовное лицо Ирана. Это, собственно говоря, один из немногих государственных деятелей, которые произвели на меня хорошее впечатление. Человек честный, чуждый подкупам и коррупции, разъедающим парламент, он выступает одним из последних ораторов. Его короткая, горя чая и смелая речь заставляет всех замолчать и вслушаться. Даже бесцеремонные господа, вроде полковника Ньюворса, смолкают, перестав жевать свою резинку, и внимательно прислушиваются к страстным словам великого муллы.

Повелитель Ирана оживился, на его лице появилось выражение ожидания, и несколько раз он благосклонно кивает головой. На неподвижном лице Кавама улыбка, но кому предназначена она, понять трудно. И англичане, и американцы одинаково могут считать ее своей. Кашани продолжает речь. Когда он приводит цифры, факты и доказательства жестокой, беспощадной колонизаторской деятельности англичан, его бледное, тонкое, одухотворенное лицо, лицо проповедника и мудреца, загорается гневом, закинутая кверху голова трясется, а маленькая, седая бородка дрожит.

— Мы хотим мирно сотрудничать со всеми народами, кто бы они ни были. В нашей стране много нефти, она наша. Мы хотим и пользоваться, и торговать ею, но мы не желаем, чтобы хищные руки империалистов держали ее. Сотни лет они высасывают из нашей земли богатства, но теперь пришел этому конец.

Сидящие в ложе англичане, военные и штатские, неподвижны, как изваяния.

— Время деспотической колонизации прошло, и всякий, кто этого не понимает, лишний на нашей земле. Американцы, которые пришли к нам, как гости…

Движение и шум слышатся в английской ложе.

— Внимание, внимание! — шепчет генерал, чуть подталкивая меня ногой.

— Повторяю, как гости, — продолжает Кашани, — должны это понять и не уподобляться хищным английским империалистам.

Сидящие в ложе Мильспо военные переглядываются.

— Наш великий мулла говорит языком ваших газет… Кстати, знаете ли вы, что в недавней газетной полемике с римским папой Пием XII на вопрос папы, почему духовное лицо Кашани не борется против коммунизма, он ответил: «А почему папа не борется против империализма и фашистов?» — говорит мне сопровождающий нас депутат меджлиса Ахави.

— Вот как! Однако, какой милый и разумный этот Кашани, — говорю я.

Великий мулла заканчивает свою речь и под одобрение некоторых, смущение других и молчание третьих сходит с трибуны.

— А вот и доктор Хоссейн, друг и единомышленник имама Кашани, — снова шепчет Ахави.

Хоссейна я тоже вижу впервые. Это оживленный человек с лысым черепом, энергичным лицом, настороженным, проницательным и наблюдающим взглядом. Он сразу же захватывает внимание зала, хотя и по–разному реагирующего на его слова. Хоссейн поднимает вверх обе руки и несколько театрально восклицает:

— Мы должны обрубить руки Англо–Иранской нефтяной компании. И мы этого добьемся. Весь народ встанет на защиту этого святого дела.

— Старый фигляр! — довольно громко доносится до нас из ложи англичан.

— Мы скорее прекратим добычу нефти, нежели будем отдавать ее англичанам…

— Слова, одни слова! Этим он хочет пробраться к власти, — поднимаясь с места, вопит один из депутатов.

— Хоссейн говорит верно! Долой грабительскую компанию! — кричит кто–то внизу.

— Не давать ему слова!.. Вон болтуна!.. — неожиданно кричат справа. Шум, топот ног, вопли заполняют зал меджлиса. Некоторые депутаты вскакивают с мест, другие, сдерживаемые полицейскими, порываются к трибуне, откуда, пытаясь пробиться сквозь невообразимый шум, надрываясь, что–то кричит Хоссейн. Звонок председателя тонет в общем гаме. Один из членов меджлиса бросается к Хоссейну, желая стащить его с трибуны: другой, по–видимому, сторонник оратора, перехватив члена меджлиса, отвешивает ему оглушительную пощечину. Начинается свалка, в которую вмешивается и администрация и дежурившие в меджлисе полицейские.

— Куликовское побоище! — говорит генерал.

Шаха уже нет. Его величество, по–видимому, ушел сейчас же после речи Кашани. Кавам эс–Салтанэ с небрежной улыбкой на утомленном лице равнодушно взирает на дерущихся парламентариев, усердно угощающих друг друга затрещинами и оплеухами. Американцы во главе с Мильспо смотрят из своих лож, что–то покрикивая дерущимся. Англичане, довольные концовкой спектакля, щедро оплаченного Нефтяной компанией, щелкают аппаратами. Наконец полиция выдворяет вон дерущихся, и заседание меджлиса продолжается. Не дожидаясь его конца и оставив Ахави в зале, мы выходим из здания к ожидающей нас машине.