Медная пуговица. Кукла госпожи Барк

Мы сели, двинулись, и в этот момент, когда я, по существу, отдался в руки своему спутнику, мне почему–то почувствовалось, что никакой он не провокатор, не враг и не шпион, а действительно капитан Железнов…

Нельзя, конечно, руководствоваться в жизни одной интуицией, она может — да и как еще! — подвести в самый решительный момент, но нельзя и полностью ею пренебрегать: нередко необъяснимое чувство симпатии или антипатии способно направить наши шаги в нужном направлении. Подумав о том, что мой спутник на самом деле советский офицер, я как–то успокоился и, вместо того чтобы предаваться всяким тревожным мыслям и колебаниям, сразу сосредоточился на внешних впечатлениях, что особенно важно для того, кто ведет машину по улицам большого, многолюдного города.

Наступал вечер, улицы редели, все спешили разойтись по домам, неторопливо шагали лишь немецкие офицеры; на каком–то углу стоял патруль и проверял у прохожих документы; из окон кафе доносились звуки музыки и какие–то выкрики.

Словом, жизнь в оккупированной Риге шла своим чередом.

Я вел машину не торопясь: в Риге не торопились только победители, и чем медленнее вел я свою машину, тем меньше подозрений мог возбудить.

Со своим спутником я почти не разговаривал; говорить по–английски не хотелось, говорить по–русски опасно.

— Куда ехать? — коротко спросил я его.

— В сторону Межапарка.

Этот громадный парк, больше напоминающий тщательно ухоженный лес, составлял гордость рижан и был излюбленным местом прогулок, пикников и спортивных состязаний. Но в этот военный вечер в парке не было никого, лишь где–то в глубине, в самой чаще, стояли, если верить сведениям посещавших меня девушек, орудия противовоздушной обороны. Миновали Межапарк.

— А теперь? — спросил я.

— Теперь мы поменяемся местами. — Мой спутник заговорил по–русски. — Дальше машину поведу я.

Он напрасно пытался поймать меня, я решил соблюдать осторожность до конца.

— Я вас не понимаю, — упрямо повторил я по–английски. — Напрасно вы считаете меня русским.

— Ну и выдержка у вас! — одобрительно пробормотал он по–русски и перешел на английский язык. — Дайте мне руль, придется петлять, я доберусь быстрее.

— А если я не дам?

— У вас просто ничего не получится, — ответил он спокойно. — Вы не сможете здесь ориентироваться… — Он улыбнулся и доверительно сказал опять по–русски: — Положитесь на меня.

Я пожал плечами, и мы поменялись местами.

— Теперь держитесь, — сказал мой спутник. — Поиграем немножко в прятки…

Он начал кружить по дорогам, мы ехали то в одну, то в другую сторону, быстро проезжали мимо одних хуторов и медленно мимо других, потом он резким рывком свернул с дороги и остановился за каким–то домом.

Было тихо, мой спутник выглянул на дорогу — нигде никого. Поехали дальше.

Так он проделывал несколько раз, сворачивал с дороги, останавливал машину и ждал. Но мы ни разу не заметили, чтобы нас кто–нибудь преследовал.

Потом он опять начал петлять, помчались по одной дороге, свернули на другую, приблизились к какому–то хутору, подъехали к какой–то мызе и неожиданно въехали в раскрытые ворота.

— Вылезайте, — быстро сказал мой спутник.

Я вылез. Он загнал машину в сарай, вышел во двор и закрыл распахнутые двери. Во дворе было пусто.

— Приехали? — спросил я.

— Нет, нет. Будем ждать.

Вскоре во двор въехала грузовая машина. Шофер выглянул из кабины, увидел нас. Рядом с шофером сидела женщина, они оба по–латышски поздоровались с моим спутником.

— Быстро, быстро! — крикнул шофер.

Мы залезли в кузов, он был заставлен бидонами из–под молока. Раздвинув бидоны, мы опустились и незаметно устроились между ними.

Не успели мы сесть, как машина выехала обратно, обогнула хутор, понеслась по дороге.

Мы никуда и нигде уже больше не сворачивали.

— Что это за машина? — спросил я.

— На ней возят молоко в офицерскую столовую в Риге, — с усмешкой ответил мой спутник. — Машина проверенная.

Внезапно, как и все, что происходило этой ночью, шофер затормозил, и машина остановилась у обочины дороги.

Мы спрыгнули в дорожный кювет, прямо в непросохшую грязь. И машина тотчас помчалась дальше.

ГЛАВА VII. В сосновом лесу

Неподалеку от дороги темнела опушка леса.

Было уже совсем поздно и почти темно, ночь вступала в свои права, и, как всегда, когда ждешь опасности, тишина казалась особенно немой. Мы добежали до кустов можжевельника, постояли, прислушались, вошли в лес.

Мой спутник свистнул. Откуда–то из тьмы, совсем как в театре, выступили темные фигуры.

— Порядок, — сказал им мой спутник. — Я привез товарища…

Он не назвал меня. На этот раз мой спутник заговорил по–латышски.

Люди, которые нас окружили, отвечали ему тоже по–латышски.

— Пусть кто–нибудь останется у дороги, — распорядился мой спутник. — А мы не будем терять времени. — Он взял меня за руку. — Придется завязать вам глаза. Я бы не стал, но мы тут в гостях, а у хозяев свои законы.

Я не спорил. В конце концов, если Блейк ввязался в эту авантюру, я мог сказать, что он хотел довести ее до конца, а если меня намеревались убить, для этого завязывать глаза было не обязательно.