Медная радуга

Но почему тогда он потратил столько сил, чтобы обвинить в убийстве Вайса? Ради кого-то другого? Ради неизвестного партнера? Что, если Барон пытался прикрыть своего партнера, а тот его убил, потому что он слишком много знал, потому что слишком велик был риск?

Только я не понимал, как мужчина вроде Барона мог настолько доверять убийце, пусть даже партнеру, что в решающий момент отослал Лео Цара. Барон никогда бы не позволил так легко себя убить, и тем не менее он был мертв. .

Если двоих недостаточно, берут третьего. Джонатана убил третий. Барон знал об этом. И гипотетический партнер убил Барона. Почему и, вообще-кто? У меня было ощущение, что "почему" и "кто" тесно связаны между собой. Если я узнаю, почему, то узнаю кто, а если выясню кто, буду знать почему.

В конце концов, если Барон не убивал Джонатана, это должно противоречить всем фактам и алиби кого-то другого. Это мне уже говорила Моргана Редфорд. Факты неверны, Барон хотел кого-то прикрыть. После этого его убили. В этом был ключ: убийство Барона.

Я раздавил сигарету и пошел к Третьей авеню, чтобы найти такси. . 21.

Из такси я вышел на Шеридан-сквер и влился в пятничную людскую сутолоку. В толпе люди казались плотно закутанными и нетерпеливыми. Девушки на морозе и в неоновом свете смахивали на очаровательных медвежат. То тут, то там смело вышагивали решительные одиночки в тонких куртках и без шарфов, демонстрируя свое презрение к стихии и ко всему миру.

Я шагал по темным боковым улицам. Окна домов были ярко освещены, для меня они принадлежали к другому миру. Гроув-стрит была пуста, а Гроув-Мьюс лежала за аркой, как покинутый средневековый двор.

Снег лежал на мостовой, белый, плотный и почти девственный. Я поднялся по лестнице до каменного коридора на пятом этаже. Меня встретил ледяной порыв ветра. При первом визите я оставил окно в коридоре открытым, и никто его с тех пор не закрыл.

Ветер донес глухой стук.

Легкие, однообразные удары в постоянном медленном ритме. Монотонные, но вибрирующие. Траурные удары далекого барабана. Мягкие, как приглушенные барабаны за лафетом мертвого героя. Только это был необычный барабан: тон был низким, удары легкими. Слабый, бесконечно одинокий звук на ветру.

Дверь квартиры 5В была полуоткрыта, медленные барабаны звучали оттуда. Я распахнул дверь полностью. Тонкий бледный юноша, которого я видел последний раз за рулем серого спортивного автомобиля рядом с Карлой Девин, сидел на кушетке. Меня он, казалось, не заметил. Кроме него в комнате никого не было. Я закрыл за собой дверь.

Бен Марно, если это был он, сидел, прислонившись спиной к стене, вытянув ноги перед собой, зажав маленький барабан коленями. На нем были грязные китайские брюки, слишком тонкие для нью-йоркской зимы, и старый китель, такой же тонкий, как и брюки.

Плечи были так нахохлены, словно ему пришлось мерзнуть всю жизнь. Лохмы волос спадали на лицо, я мог видеть только его нос, его сжатый рот, его острый подбородок. Он отстукивал последний ритм настолько мягко, что едва ли замечал движения своих рук.

Я вдруг понял, почему барабан звучал так чуждо, легко и монотонно. Это был еврейский барабан, или, если хотите, арабский - они похожи друг на друга, эти еврейские и арабские барабаны, обычаи и культура подчиняются другим законам, нежели политика. Барабан был величиной с маленькое банджо, похож на глиняный кувшин, верхнее отверстие которого затянуто кожей с узким вырезом.

- Марно? - спросил я.

Парень вскинул на меня глаза без удивления или любопытства. Он смотрел на меня, но я не был уверен, видел ли он меня, хотел ли видеть вообще. Неосмысленный взгляд был не здесь, но руки не прекращали отбивать на барабане медленный ритм.

- Где Карла? - спросил я.

Его безжизненные глаза, маленькие темно-коричневые кружки, устремились в бесконечность в направлении причудливой паучьей сети под потолком. В бесконечность не только от меня-ото всех. Невыразительные, мертвые, безучастные. В самом деле? Его руки непрерывно выстукивали мягко звучащий ритм, а в мертвых глазах стояло что-то ещё - может быть, шок? Жили только руки, остальное ушло, затаилось глубоко внутри.

- Где она, Марно?

Глаза уставились на меня. Потом мигнули, совсем слабо, дернулись куда-то влево. Крохотное движение темных глаз. В сторону двери, ведущей в другую комнату. Непроизвольный рефлекс, который я в конце концов все-таки вызвал в его подсознании, что-то там затронув.

В соседней комнате лежала она.

Она совершенно неестественно повисла на кушетке, зацепившись одной рукой и коленом стройной ноги. На ней был только прозрачный голубой нейлоновый халат, под ним детское тело, упругое и совершенное, оставшееся красивым и в смерти. Широко раскрытые глаза без зрачков, тонкая струйка крови изо рта, засохшая на подбородке. . . Смерть пришла в виде колоссального шока, и она в этот момент прокусила себе язык. На её лице мадонны не было следов страданий, лишь черты искажены, как от сильного удара. Я узнал действие сверхдозы героина.