Медные монеты даруют миру покой [огрызок, 93 главы из ???]

— Всё, всё уже готово. В фарфоровом горшке, без груш и без звёздчатого аниса. С пылу с жару, ещё горячее.

Учёный будто подавился собственными словами. На мгновение он уставился на корзинку с едой и наконец отреагировал:

— Благодарю.

Его голос был хриплым и немного отличался от того, что звучал раньше.

Корзинка с едой казалась слишком тяжёлой для учёного — картина была такой, будто край ветки оттягивал вниз вес в тысячу цзиней[6]. Он шёл гораздо медленнее, чем когда только появился, и потребовалось время, чтобы он отошёл далеко.

Караульный вздрогнул и пришёл в чувство.

Слуга, совершенно бледный, спросил:

— Теперь ты видел, да? Его лицо… Э? Куда ты так спешишь?

— Мне надо отлить! — выпалил караульный.

Так или иначе, скоро он вернулся вместе со своим гонгом.

Прежде чем слуга успел что-то сказать, караульный похлопал его по плечу и, подмигнув, указал куда-то вперёд:

— Посмотри туда!

Прямо по другую сторону улицы из темноты бесшумно возникла белая тень.

Слуга, испугавшись в тот же миг, почувствовал, что колени его ослабли, — он подумал, что снова видит нечто мерзкое. К счастью, он взглянул ещё раз и понял, что там монах. Он носил белые монашеские одежды — тонкие и простые, с широкими рукавами. С головы до пят на нём было не найти другого цвета, словно он в трауре. Не к добру было увидеть что-то подобное в такую рань.

— Я вижу, но разве это не обычный монах? — не понял слуга.

Караульный сказал тихо:

— Я взглянул на него, когда только что проходил мимо, у него на поясе висит пять императорских монет[7]!

Пять императорских монет использовали, чтобы изгонять злых духов или оберегать дом; поговаривали, что Императорский советник очень любит их и всегда носит связку на поясе. Теперь пять императорских монет чаще всего использовали люди, которые зарабатывали себе на хлеб тем, что изгоняли призраков. Хотя среди них хватало шарлатанов, у большинства была парочка полезных навыков.

Слуга бегло осмотрел монаха издали и почувствовал, что того окружает аура, которую словами описать не удалось бы. Но если кратко — на шарлатана он ничуть не походил. Впрочем, слугу это нисколько не волновало. Три дня уже были для него пределом — если этот учёный заявится завтра утром, он не выдержит и описается прямо на месте.

Монах шёл медленно, но оказался близко довольно скоро. Видя, что он собирается пройти мимо стойки, слуга позвал:

— Учитель, подождите!

Монах остановился, и подол его белоснежных одежд легко качнулся несколько раз. Он бросил взгляд на слугу, и хотя в глазах его не было ни намёка на злость, не было в них и теплоты — они были даже холоднее ветра, что дул в лицо. Прежде чем монах подошёл, слуга заметил, что он очень высокий — настолько, что взгляд его был направлен сверху вниз. Отчего-то это заставило слугу отступить на полшага назад, и он столкнулся с караульным, который отступил точно так же.

С ударом от столкновения к слуге вернулась решительность. Он рискнул заговорить снова:

— Я заметил, учитель носит на поясе пять императорских монет, значит, вы понимаете, как изгонять нечисть?

Монах взглянул на медные монеты на своём поясе безо всякого выражения — не подтверждая и не отрицая.

Слуга сконфуженно посмотрел на караульного и подумал, что этот буддийский монах в самом деле ещё холоднее, чем неистовый ветер этого одиннадцатого лунного месяца[8]. Ощутив внезапный озноб, он совершенно растерялся, не зная, как продолжить.

К счастью, караульный оказался более устойчивым к холоду и заговорил вместо него. В паре слов он описал внешность гостя, похожего на учёного, и сказал монаху:

— Мы не слишком хорошо знаем его в лицо, но спутать не могли — это был сын Цзянов из лечебницы. Но… но лечебница Цзянов сгорела три года назад — кроме дочери, что вышла замуж и переехала в Аньцин, никто не выжил, все погибли в огне! Как говорит пословица, в пятую стражу прогуливается нечисть. Мёртвый человек появляется три дня подряд, и это происходит во время пятой стражи. Как это может не ужасать?

Монах коротко взглянул на небо и наконец заговорил. Как если бы слова были золотом, он холодно сказал лишь два:

— Где он?

Услышав это, слуга мгновенно оживился. Он указал на угол немного поодаль и торопливо сказал:

— Он только ушёл! Уверен, он ещё не добрался до ворот! Я знаю лечебницу Цзянов, учитель, мне… мне проводить вас?

Впрочем, скоро слуга пожалел о своих словах и захотел хорошенько ударить себя. Зачем он вообще открыл рот?!

До чего нужно ненавидеть жизнь, чтобы в такую холодную зиму идти рядом с этим человеком-сосулькой. Слуге показалось, что остаток его жизни сократился вдвое, только пока они прошли эти несколько проулков. Он то и дело поглядывал на молодого монаха, но так и не решился спросить, чего тот хочет, и лишь запомнил небольшую родинку на шее сбоку.

Прежде чем слуга замёрз бы до смерти, они всё же вышли на угол проулка перед лечебницей Цзянов.

Как слуга и предполагал, учёный, что выглядел так, будто не устоит под порывом ветра, ещё не прошёл через ворота и, шаг за шагом, медленно двигался по улочке с корзиной с едой в руке.