– Да, шевалье, именно так. Но мадам Катрин любила приемного сына сильнее, чем собственного. Они росли абсолютно разными мальчишками. Франсуа – огонь и ветер, яркий, стремительный, живой. Вспыльчивый, но отходчивый. Верное сердце, постоянное в своих привязанностях. Честный до смешного... Знаете, вы порой очень на него похожи. Не внешне, разумеется, – внутренне. Анри же стал для баронессы Ле Вассёр чем-то средним между дочкой и сыном. Хорошенький синеглазый ангелок, тихий, покладистый, спокойный... Вот так время шло и шло, дети выросли. Камилла, к великому сожалению своей матери, совсем не желала становиться примерной барышней. Еще бы! Если Франсуа поехал на охоту – она отправлялась с ним, непременно в мужском седле. Если Франсуа затевал драку, рядом непременно оказывалась и Камилла. О чем говорить, если их с детства дразнили женихом и невестой и утверждали, что они Богом созданы друг для друга? Родители и не скрывали своих планов видеть их со временем мужем и женой. Камиллу печалило лишь одно: существовала на свете штука, о которой Франсуа страстно мечтал – воинская слава. Поэтому, прежде чем жениться на своей суженой, он решил пять лет послужить на благо Франции. Король как раз объявил о создании гвардейского полка, и Франсуа-Абер Ле Вассёр стал лейтенантом гвардии. Было ему в ту пору двадцать три года. Камилле минуло двадцать, Анри – девятнадцать.
Виллеру поперхнулся яблоком.
– Это способ поинтересоваться, сколько мне лет? – усмехнулась Камилла. – Я, собственно, и не скрываю, шевалье. Мне тридцать шесть, в марте стукнет тридцать семь. Плохо выгляжу?
Теодор не сразу нашелся, что ответить на подобную откровенность.
– Вы выглядите превосходно, сударыня! – поспешно заверил он.
– Выгляжу на свое! – безжалостно констатировала госпожа де Ларди. Вот еще, ценитель нашелся. – Но благодарю за галантность... Итак, в том году, о котором пойдет речь, Анри должен был закончить Наваррский колледж, а Франсуа провел свой первый год в армии и был ею просто одержим. Госпожа Ле Вассёр приложила все усилия, для того чтобы Анри поступил в колледж. Франсуа терпеть не мог сидеть за книгой и забивать голову науками, а Анри, напротив, был усидчив и терпелив. К тому же характер его с годами ничуть не изменился: тихий, скромный, услужливый юноша, одержимый лишь получением знаний. Преподаватели предсказывали ему большое будущее... Словом, все шло хорошо...
Камилла умолкла: дальше начиналось самое сложное. Еще не поздно остановиться...
– А потом... появилась одна женщина. – Иголка вновь начала быстро и сноровисто порхать по канве, оставляя за собой дорожку желтых крестиков. – Франсуа приехал после Рождества домой на несколько дней. Мы с ним не виделись долгое время, а вы же понимаете, шевалье, быть разлученной с любимым – тяжкое испытание, особенно для молодой девушки. Итак, наговорившись, мы конечно же отправились на верховую прогулку – Франсуа не терпелось вновь увидеть любимые места. Мы с ним сидели на пеньке у дороги, и мимо нас проехала блестящая кавалькада. Дамы, кавалеры... Я знала, что знаменитая герцогиня де Шеврез, верная подруга королевы Анны, прибыла в свой замок Дампьер, который не так уж далеко отсюда, и сказала об этом Франсуа; а тут и сама герцогиня появилась. Она и две ее подруги отстали от остальных, и герцогиня уронила веер. Франсуа превратился в соляной столб, словно жена Лота. – Камилла криво улыбнулась. – Да, я несомненно проигрывала герцогине, даже в юные годы особой красотой не отличалась. Перед Франсуа же на лошади сидела ослепительная красавица: каштановые волосы, голубые глаза, бледная кожа, не знавшая прикосновения солнечных лучей, нежные губы... Разумеется, он потерял голову, прямо не сходя с места. И подал ей веер. Мари де Шеврез не обратила бы на него ни малейшего внимания, но Франсуа, на свою беду, был очень красив. Словом, Мари решила, что прехорошенький наивный сосед стоит внимания, и поцеловала его в знак благодарности, чем окончательно погубила... А мне оставалось стискивать кулаки – в ту пору я еще не могла расцарапать лицо одной из первых красавиц света, не опасаясь навлечь на себя и свою семью какие-либо последствия.
Теодор молчал. Яблок он больше не брал, вино не пил. Что он чувствовал – Камилла понять не могла, хотя бросала на шевалье редкие взгляды.