Медный всадник

Дальше предстояла разработка нового не только для русской, но и для мировой литературы жанра «байронической» поэмы, с резкими страстями, разорванным и недосказанным сюжетом, скачками действия, быстрыми переключениями планов. Пушкин открыл этот тип поэмы в России. За ним следовали Баратынский («Эда», 1824; «Бал», 1828; «Наложница», 1831), Кондратий Рылеев («Войнаровский», 1824), Иван Козлов («Чернец», 1824), Андрей Подолинский («Борский», 1829; «Нищий», 1830), затем – молодой Лермонтов. Между тем сам Пушкин довольно быстро отказывается и от байроновского «мрачного» и «разочарованного» героя (этот образ подвергается философской рефлексии в «Цыганах»), и от самого типа поэмы, сосредоточенного на одном герое и одном локальном конфликте. Возрождая традиции «большого эпоса», он в «Полтаве» и «Медном всаднике» связывает личные судьбы героев с событиями большой истории, вводит в текст разные голоса и разную оптику, добиваясь полифонического эффекта. Такой же эффект преследует использование драматической, диалоговой формы в «Цыганах» и «Сцене из Фауста».

В других произведениях Пушкин опирается на традицию шуточной поэмы, но уже не классицистскую (пародирующую приемы эпоса), а романтическую, подхватывающую мотивы литературы Возрождения. Для таких поэм Пушкина («Граф Нулин», «Домик в Коломне») характерна подчеркнутая «ничтожность» действия, сводящегося к незаконченному эротическому анекдоту; цель поэта – мимоходом показать бытовые картины и продемонстрировать возможности просодии и композиции.

Сложность и недоопределенность понятия «поэмы» приводит к тому, что Пушкин называет часть своих поэм «повестями в стихах», а «Евгения Онегина» – «романом в стихах».

Отходит ли Пушкин от романтизма?

Понятие «романтизм» в русской критике появилось в 1819 году (его ввел в оборот Петр Вяземский). Сам Пушкин воспринимал его прежде всего как «отвращение от классицизма», как свободу форм и фантазии и до конца определял себя как романтика. В то же время пушкинская «школа гармонической точности» по многим параметрам выходит за границы романтизма в узком смысле слова. Исследователи русского романтизма (например, Юрий Манн) рассматривают в контексте этого направления в первую очередь «южные» поэмы Пушкина (от «Кавказского пленника» до «Цыган»).