– Все собрались, – сказал он.
– И что они?
– Ждут, – печально протянул Заратустра.
– Чего? – спросил я с легкомысленным удивлением.
– Это знают только они, – сказал он устало.
– Ещё я знаю, – провозгласил я с напускной гордостью.
– Чего? – Заратустра удивился по-настоящему.
– Пустоту!
Заратустра весело рассмеялся.
– Всегда можно найти способ посмеяться над жизнью, но нет способа заставить смеяться жизнь, ибо она непринуждаема. Пойдём же! – сказал Заратустра и повёл меня в пещеру, где ждали нас прорицатель, два короля, совестливый духом, чародей, дающий благословение, добровольный нищий, безобразнейший, тень и двуглавый осёл.
В высокой, как готический собор, пещере, освещённой ярким пламенем костра, полукругом сидели собеседники моего забытья. Всю эту братию возглавлял безобразнейший, что мрачно восседал на камне посреди шепчущихся. И только осёл бесцельно блуждал по пещере и забавлялся сам с собою иногда шутливыми, иногда почти серьёзными перебранками, благо его анатомия делала его вполне самодостаточным для подобного рода развлечений.
– Привет! – сказал я собравшимся и осёкся.
Присутствующие, исполненные невыразимого внутреннего благородства, медленно поднялись со своих мест и приветствовали нас стоя.
– Мы ждём от тебя слова, о Заратустра – всеведущий и откровенный! – с внутренним напряжением титана провозгласил безобразнейший.
Я заметил улыбку, скользнувшую по лицу Заратустры, но отвечал он с серьёзностью, на которую был только способен:
– Одиночество!
Возникла глупейшая пауза. Присутствующие выждали какое-то мгновение, полагая, что Заратустра пояснит свою мысль, но Заратустра принял вид человека, которому нечего больше сказать. Они стали перешёптываться, а у безобразнейшего даже отвисла нижняя челюсть, он выглядел обескураженным.
– Ты хочешь унизить нас своим странным ответом? – промолвил он наконец дрожащим голосом.
– Одиночество! – повторил Заратустра.
Присутствующие зашумели:
«Что он себе позволяет?!»
«Он нас унижает!»
«За кого он нас принимает!»
«Что он себе думает?!»
«Это возмутительно!»
– Одиночество! – крикнул Заратустра, и эхо этого слова тысячекратно огласило пещеру.
Все стихли, испуганные.
– Я произнёс вам слово, многое ли вы поняли? – сказал Заратустра серьёзно и, дав мне знак следовать за ним, вышел из пещеры.
Окружённый сиянием звёзд, он обратился ко мне:
– В странную пещеру превратили они мой дом! Одна пещера стала многими, одно эхо стало множественным, – он выглядел бесстрастным.
Сказав это, Заратустра лёг на землю, и взор его утонул в ночном небе. Я поступил также. Земля была тёплой, казалось, она дышала, а купол неба спадал на меня шёлковым покрывалом.
– Унижение и возвышение – вот чем занят человек – игрой глупости и чванства. Самые страдающие собрались в этом кругу и ждут от меня сострадания. Но сострадать можно только страданию, и нельзя сострадать страху, глупости или боли. Но где же вы видели страдание, свободное от страха, глупости или боли?
ТАЙНАЯ ВЕЧЕРЯ
А в это время в пещере спорили собравшиеся:
– Будущее темно, мы должны готовиться к смерти! – говорил прорицатель и нервно стучал сухими пальцами по круглому колену.
– Мир погибает, нам следует погибнуть, чтобы спасти его! – срываясь, кричал совестливый духом.
– Глупости! Мы просто должны научится его языку, мы должны уметь разговаривать с миром. Мы сможем договориться! – перебивая совестливого духом, раздражённо вопил добровольный нищий.
– Прежде мы должны определиться с тем, кому мы поручим выводить нас из тупика! – настаивал король справа.
– Он должен взять на себя всю полноту ответственности! – визжал король слева. – Нам нужны гарантии!
– Безумцы, куда вы собрались идти?! Прежде нам следует найти основание! Но где же его искать? – сокрушался чародей.
– Покаяние, покаяние! Вот чего недостаёт нам, собратья! Начать нужно с покаяния, нужно признать все наши прегрешения! Искупления, вот чего не достаёт нам – искупления! – вопил, никого не слыша, дающий благословение.
Безликая тень колыхалась по стенам пещеры:
– Всё пусто, всё тлен, всё бессмысленно! – доносилось, словно со дна колодца. – Все ваши усилия тщетны! Вам следует переступить через самих себя, вы должны умереть – вот ваш единственный путь!
– Неправда! – громогласно ответствовал ей безобразнейший. – Ты лжёшь! Мы обмануты, но мы не бессильны! Мы способны на всё! Мы должны только захотеть! Да, человек должен умереть, но для того, чтобы жил сверхчеловек!
Перепуганные ослиные головы наперебой кричали: «И-а!», «И-а!». Постепенно этот отчаянный крик стал напоминать металлический скрежет пилы. Это ужасное, чудовищное лязганье, резкое и однообразное, пронзительно грубое, вырвавшись из пещеры, заставило меня вскочить на ноги. Меня словно обожгло, обдало жаром, я стал задыхаться.
«Чёрт, опять приступ! Опять это удушье!» – всё моё существо, измученное, усталое, застигнутое врасплох, металось, рвалось от отчаяния, от безысходности. Проступили слёзы, тоска накатила, ударила.