Медовые дни

– По правде говоря, если посмотреть на карту… – начал Бен-Цук и потянулся к еще одному графику.

– Да отвяжись ты от меня со своими картами! – крикнул мэр, засовывая руку за пояс штанов (как правило, люди, имеющие эту привычку, суют в штаны большие пальцы, оставляя другие снаружи, но Авраам Данино, наоборот, предпочитал совать за пояс четыре пальца, почти, а может и не почти, касаясь гениталий и оставляя большой палец снаружи). – У тебя есть решение? – Он повысил голос и нервно забарабанил большим пальцем по пряжке ремня. – Ре-ше-ни-е?!

Когда на Бен-Цука кричали, он немел. Уменьшался ростом и снова превращался в мальчишку, отправленного на воспитание в кибуц. Мальчишку, которого чуть ли не в первый же день отвели к водопаду на реке Иегудия и, подталкивая в спину, начали подзуживать: «Прыгни, ну! Давай, прыгни!» Мальчишку, которого не приняли в баскетбольную команду, хотя он не так уж плохо играл. Мальчишку, который в первый же вечер армейской службы провалился в канализационный люк и постеснялся позвать на помощь, потому что боялся, что над ним станут смеяться. Мальчишку, предпочитавшего помалкивать, потому что от любых его идей, даже самых лучших, чаще всего пренебрежительно отмахивались.

– Минуточку! Позвольте мне… – вдруг вступил в разговор представитель Министерства внутренних дел. – А что насчет пустого участка вон там?

Этого серьезного человека с худым, почти изможденным лицом прислали к ним из Иерусалима два года назад, когда в городском управлении обнаружились финансовые нарушения.

– Где? – Бен-Цук энергично лупил по карте указкой. – Здесь? Здесь? Здесь?

Представитель Министерства внутренних дел встал со стула, подошел к карте и показал пальцем на пустырь между городской окраиной и военной базой. Действительно, на этом участке не было ни одной миквы. Ни единой.

– Вы что, смеетесь? – Бен-Цук прислонил указку к стене. – Вы предлагаете построить микву в Сибири?!

Раздались негромкие смешки. Хихикали все, кроме мэра. Тот вынул руку из-за пояса, ударил ею по столу и изрек:

– Именно так мы и поступим с пожертвованием Мендельштрума. Построим первую – историческую по своему значению – микву в Сиби… в квартале Источник Гордости. Да станет он источником воды живой! Да явится в Сион наш избавитель!

– Но, – удивился Бен-Цук, – зачем им миква? Они ведь даже не… Нет уверенности, что они евреи.

– Бен-Цук, Бен-Цук… – снисходительно улыбнулся мэр. – Кому, как не тебе, знать, что никогда не поздно вернуться в лоно иудаизма. Завтра же поедешь туда и найдешь подходящее место.

– Но, Авраам… то есть уважаемый мэр! Женщины там пожилые. В их возрасте уже не бывает…

– Значит, откроем отделение для мужчин. Я хочу, чтобы к лету миква была готова. Как и просит этот человек.

* * *

За два года до этого, в день, когда в город приехали репатрианты из бывшего СССР, уроки в школах закончились в одиннадцать утра. Школьники стройными колоннами проследовали на центральную улицу, неся в руках плакаты с надписями черным фломастером: «Отпусти народ мой!», «Let my people go!» и просто «Добро пожаловать!» Многочисленные безработные прервали свой нерабочий день, чтобы тоже принять участие в торжественной – и исторической по своему значению – встрече репатриантов; в руках они гордо несли фотографии отказников; расторопные лоточники торговали вареной кукурузой и фруктовым мороженым, припрятав на дне своих тележек мерзавчики дешевой водки – на случай, если слухи о репатриантах окажутся верными. За пять минут до назначенного часа из огромных, заблаговременно установленных на нескольких балконах колонок грянула «Хава нагила» и группа местных пенсионеров, наряженных в форму солдат Красной армии (взятую мэрией напрокат в костюмерной театра), медленно и величаво прошествовала в первый ряд. Изумленная публика расступилась, освобождая им проход; руководивший мероприятием мэр с большим удовлетворением оглядел происходящее и уставился на поворот дороги, из-за которого должны были появиться автобусы.

Много месяцев подряд Авраам Данино совершал паломничество в Священный город, требуя у властей прислать ему хоть немного русских. Все близлежащие города уже получили свои квоты. Везде, куда прибывали русские, их встречали прохладно – пока не выяснялось, что репатрианты везут с собой отличное образование, неуемное честолюбие, светловолосых женщин и дополнительное финансирование городского бюджета, после чего настороженность сменялась искренним восхищением.

Снова и снова Данино приходилось с грустью смотреть на то, как автобусы, покидающие очередной центр интеграции репатриантов, направляются не к нему, а в другие города. Снова и снова он умолял и объяснял, что именно у него… благодаря климату… они будут чувствовать себя максимально комфортно. И именно он… то есть город, который он представляет… больше всех других нуждается в новой крови. В инъекции энергии. В позитивной – в полном смысле этого слова – иммиграции. И каждый раз он возвращался с пустыми руками.