Медовые реки

   Тамбовская артель причиняла Фролу Иванычу массу хлопот. Он даже осунулся в лице и похудел. Одна борьба с дешевыми турками чего стоила. Когда на базаре появлялся подрядчик Никитич, высматривавший свою дневную порцию рабочих рук, Фрол Иваныч накидывался на него с яростью.   -- Опять обманывать пришел? кричал Фрол Иваныч, размахивая руками -- Полюбуйся на свою работу: турки работают у тебя, а наши русачки вот стенкой стоят голодные. Это как по-твоему?   -- А уж как Господь... певуче отвечал Никитич.-- Уж это не от нас, милый человек. И турки тоже есть хотят. Понедельников, не бойсь, не справляют, да еще каждый день своему богу по три раза молятся.   -- А что из того, что молятся -- хоть десять раз молись, а ихний бог неправильный. Вот тебе бы в самый раз в мухоеданскую веру...   Благодаря хлопотам Мосея и Фрола Иваныча, тамбовская артель получила работу, но лиха беда была в том, что приходилось работать в разных местах. Сходились вместе только по вечерам. И Донька отшиблась от артели, что очень угнетало Мосея. Девушка молодая, ничего не понимаете,-- долго-ли до греха. Вся артель скучала по Доньке, в которой сохранялась последняя теплота родной губернии. Фрол Иваныч был того же мнения и чуть не подрался из-за Доньки с своей Анисьей Филипповной и довел ее до слез.   -- Что же, я для нея же старалась,-- оправдывалась старушка, вытирая слезы -- Не одна ушла в Алупку, а с другими протчими бабами.   -- А ежели она оттуда воротится круглая? Баба не мужик, и по здешним местам ей везде цена. У меня есть знакомый татарин Асан в Аутке, так я уже ее туда определю... По крайности, каждый день девушка дома, в своей артели ночевать будет.   -- Ну, и устроивай.   -- И устрою. Не буду тебе в ноги кланяться... Вот погоди, воскресенье придет -- тогда и определю. Пусть чувствует, каков есть человек Фрол Иваныч.   Фрол Иваныч сдержал свое слово и определил Доньку к Асану, в Аутку. Эта татарская деревушка слилась с Ялтой и была, как ковром, обложена табачными плантациями. Анисья Филипповна соображала свое и все поглядывала на Ѳедоса. В самый бы раз парочка вышла. Старушка стороной успела вызнать, что у себя в деревне Ѳедос был завидным женихом, и за него пошла бы любая девушка, но он не хотел жениться, пока не устроится.   -- Ничего, Бог даст, все устроится,-- соображала старушка.-- Ушел холостой, а вернулся женатый. Конешно, Донька не Бог знает какая корысть, ну, да с лица не воду пить.   Весна быстро шла вперед. Миндали давно отцвели. Начала быстро распускаться зелень. Море теплело с каждым днем. Ялта оживала весенним прилетом своих больных гостей. И старики, и молодые -- все искали животворящаго тепла. Больные бродили по набережной, любуясь морем, ютились в маленьком городском садике, слушая музыку, и, вообще, старались как-нибудь убить время. Это была какая-то призрачная жизнь, окрыленная несбыточными надеждами найти именно здесь утраченное здоровье. Были и такие люди, которые решительно не знали, зачем они приехали в Ялту -- вернее сказать, не знали, куда им деваться. Они ругали и Ялту, и по пути все русские курорты, клялись, что это уже в последний раз они попали на южный берег Крыма и доказывали друг другу все преимущества заграничных курортов.   Именно к последнему сорту господ относился "наш родной барин" Мосея Шаршаваго -- Ипполит Андреич Черепов. Семья Череповых поселилась в "России", занимая два номера -- в большом жил старик Черепов с сыном Вадимом, а в маленьком поместилась дочь, Ирина, молодая худенькая девушка с острыми плечами и какими-то жгучими глазами. Старик Черепов, представительный, седой старик, держал себя с большим достоинством и пользовался у всей прислуги шикарнаго отеля большим уважением. Он делал все, до последних мелочей, с какой-то министерской солидностью, даже умывался не так, как другие, а верх солидности, доходившей до священнодействия, проявлялся больше всего за обедом и ужином. Последнее, впрочем, носило характер почти платонический, так как старик Черепов страдал катаром желудка и половины артистически приготовленных кушаньевь не мог есть.   -- Мой желудок так же не переваривает некоторых вещей, как не переваривают головы моих детей целый ряд идей,-- мрачно острил старик.   Дети привыкли к желчным выходкам отца и не обращали на них особеннаго внимания. Это была довольно странная семья, жившая какими-то взрывами. Все держались на равной ноге, как добрые старые знакомые. Получалась та излишняя откровенность, какая извиняется только добрым старым знакомым, на которых не обижаются.   Деревья покрылись зеленью. Начали распускаться глицинии. Наступала лучшая весенняя пора. Старик Черепов ежедневно гулял по набережной определенное доктором время. Раз в воскресенье, когда он с дочерью возвращался домой, его остановил у входа на лестницу какой-то мужик, державший шапку в руках. Это был Мосей Шаршавый с Донькой.   -- Ваше высокоблагородие, Апполит Андреич...-- бормотал Мосей, кланяясь.-- Не допущають до вас... халуи трактирные не пущають...   -- Что такое? Что тебе нужно?-- недовольным голосом проговорил Черепов.-- Кто ты такой?   -- А мы, барин, ваши родные мужики будем, значит, из деревни Перфеновой... Мосей Шаршавый, а это моя племянница Донька, значит. Дельце есть у меня к вам, а халуи не пущають... Прямо, значит, к вашим стопам, потому как вы нам природный барин, и мы вполне обвязаны... например, подвержены...   -- Какое дельце?   -- Прикажите допустить, а на улице никак невозможно...   Ирина все время разсматривала в лорнет Доньку и пришла в восторг. Ведь это был великолепный этнографический тип, который необходимо показать приехавшему в Ялту путешественнику. Пусть полюбуется на кровную "танбовку". У нея и костюм весь настоящий, домашней работы. Черепов слушал несвязную болтавню Мосея, несколько раз поморщился, что в переводе означало его полное недовольство навязчивым мужиченкой, но вступилась Ирина.   -- Ты, мужичок... как тебя зовут?   -- Мосей, барышня...   -- Да, так ты иди за нами,-- решительно приглашала девушка.-- Никто не смеет тебя не пустить...   Мосей немного замялся и сбоку посмотрел на Доньку.   -- И она пойдет с нами,-- командовала Ирина.   -- Для чего эта комедия?-- по-французски заметил Черепов, пожимая плечами.-- Вечныя эксцентричности.   -- Ах, папа, это так интересно!.. по-французски ответила Ирина.-- Одно имя что стоит: m-lle Донька.   -- С родственниками трудно спорить,-- проворчал Черепов, направляясь по лестнице к верхней площадке.   Мосей сразу догадался, что за него заступилась барышня, и, шагая за ней, повторял:   -- Гонють нас, барышня... которые халуи... А мы уж к вашим стопам...   Отельные оффицианты попробовали загородить дорогу Мосею, когда вся компания поднялась к роскошному вестибюлю.   -- Куда прешь, сиволапый!..   -- Оставьте, пожалуйста, их,-- строго протестовала Ирина.-- Они идут ко мне... Поняли?..   -- Вот эти самые, барышня,-- жаловался Мосей, указывая на оффициантов.-- Гонють...   Донька никогда еще не видала, как живут настоящие господа, и всему удивлялась: лестнице, ковру в корридоре, дверным ручкам и т. д. Ирина провела ее в свою комнату, и там удивлению Доньки не было границ, особенно когда она увидела нарядную кровать барышни.   -- Неужли ты на ней спишь?-- спросила Донька.   -- Сплю... А что?   -- Кубыть страшно.   Ирина смеялась до слез над Донькой.   В номере Черепова происходила не менее оригинальная сцена. Мосей стоял у дверей и, повертывая в руках шапку, издалека начал разсказывать историю постройки царскаго моста и о том, как все его обманывают. Старик Черепов сначала слушал его с нахмуренным лицом, а потом захохотал.   -- На вас, барин, последняя надежа осталась...-- закончил свое повествование Мосей.   Черепов подошел к нему, хлопнул его по плечу и, продолжая смеяться, проговорил:   -- Не будет тебе царскаго моста, Мосей...   -- Как-же это так, барин? Не даром люди говорили...   -- Я тебе сказал: не будет. И тебе, и мне никакого моста не будет... Был у нас с тобой крепкий мост, а теперь ничего не осталось. Купец гуляет по нашему мосту, а мы в окошечко на него поглядываем.   Мосей знал привычку стараго барина говорить мудреныя слова и только хлопал глазами. А старик Черепов совсем развеселился, что с ним случалось редко, усадил Мосея на стул и начал подробно его разспрашивать обо всем: как мужики живут в Парфеновой, как набралась артель строить царский мост, как они шли пешком, как устроились в Ялте.   -- Утеснили вы нас, барин, тогда земелькой-то,-- говорил Мосей, потряхивая головой.-- Кормов совсем не стало, скотину пасти негде... Обезлошадили в конец.   -- И я тоже безлошадный, Мосей... Конский завод давно продал. А теперь землю в банк отбирают... Новую землю приходится искать...   При слове "земля" Мосей весь встрепенулся.   -- Это вы, значит, на Кавказ, барин? Сказывают, господам там отводят царскую землю по тыще десятин...   Старый барин задумался и, вздохнув, проговорил:   -- Приходи как-нибудь вечерком, поговорим...   Он слышал шаги Вадима, при котором не желал говорить. Молодой человек вошел в номер, понюхал воздух и брезгливо заметил:   -- Здесь русский дух, здесь Русью пахнет...