Медовые реки

   В следующие дни кухня продолжала оставаться центром общаго внимания. Оказалось, что дня через три вечером приходили оба сибирских старца и долго сидели. Игната не было дома. Старцы пришли с собственными чашками и с аппетитом ели докторский суп. Ага?ья все время стояла перед ними и слушала, подперев по-бабьи щеку рукой. В открытое окно слышно было каждое слова, но Паня ничего не поняла.   -- Что-то такое о горах да о пещерах все толковали,-- разсказывала она.-- Свиридов, худенький такой старичок, все грозил ей, что она душу свою губит... Ага?ья плакала и в ноги кланялась... Потом старцы пили водку из своих стаканчиков... Матвей все грозился, что убьет Игната, если он станет опять бить жену, а Спиридон велел Ага?ье все терпеть. А когда пришел Игнат, старцы убежали в окно...   Из этого довольно безсвязнаго показания трудно было что-нибудь заключить.   -- Эти сибирские старцы еще нас всех убьют,-- говорила Прасковья Ивановна.-- Надо поговорить с Ага?ьой серьезно. Может-быть, это разбойники...   -- Нет, барыня, они все божественое говорят,-- защищала старцев Паня.-- Спиридон учил Ага?ью, как надо молиться, и сам складывал ей пальцы в ихний раскольничий крест.   Паня только потом призналась, как сибирские старцы ругали господ и всячески их срамили, как безбожников.   -- "И молятся твои господа щепотью, и крещены против солнца, и живут супротив закона, как собаки",-- обясняла Паня со слезами ея глазах.-- Уж мне так было обидно... Особенно этот Матвей ругался, который бил Игната.. И потом все поминали какую-то вдову Марью Тимо?еевну... Так страшно было слушать, так страшно!..   Доктор сначала не обращал внимания на всю эту историю, а потом заинтересовался. В самом деле, вот он живет на Урале пять лет, имеет с раскольниками постоянное дело и ничего о них не знает. Даже и не интересовался что-нибудь узнать. А эти люди живут своим собственным миром, у них свои жгучие интересы, сомнения и страстное тяготение к правде, хотя последнее и выражается иногда в довольно странных формах, чтобы не сказать больше. Конечно, тут есть и своя доля религиознаго фанатизма, и наследственность, и гипноз, и воинствующая стадность. Во всяком случае, явление громадной общественной важности, непонятое и не обясненное до сих пор, но продолжающее существовать, принимая уродливыя формы.   -- Да, надо этим вопросом заняться,-- решил доктор, перебирая в уме злобу последних дней.-- Материал самый благодарный, да и все над рукой. Взять хоть того же Игната...   Доктор приступил к выполнению своего плана с самыми тонкими предосторожностями. Игнат был вызван в кабинет для совместнаго обсуждения вопроса о новом дорожном тарантасе, как эксперт. Он, как всегда, остановился у двери, заложил руки за спину и начал смотреть на барина тупым взглядом, как бык. Повидимому, у Игната явилось подозрение, что его недаром вызвали, и что, конечно, тарантас только предлог.   "Вот сейчас барин учнет пилить за Ага?ью",-- думал Игнат, наблюдая шагавшаго перед ним доктора.   Переговоры о тарантасе кончились скоро, потому что Игнат соглашался на все: и так можно и этак можно.   -- Послушай, Игнат, какие это сибирские старцы ходят к вам в кухню?-- спросил доктор, стараясь придать и лицу и голосу равнодушное выражение.   -- Старцы-то?-- тоже равнодушно повторил Игнат вопрос.-- А кто их знает... Сказываются сибирскими.   -- А зачем они ходят к тебе?   -- А, значит, жену Ага?ью сомущают,-- откровенно признался Игнат, нисколько не смущаясь.-- Значит, для спасения души...   -- Чем же они смущают?   -- Разное говорят... Одним словом, волки безпаспортные. Убить мало...   -- Гм... да... Я это так спрашиваю. Мне ьсе равно. Спасать душу -- дело недурное. Может-быть, и ты хочешь спасаться?   Игнат посмотрел исподлобья на барина, почесал в затылке и нехотя ответил:   -- Где уж нашему брату, которые, значит, около лошадей!..   Игната удивило, что барин ни слова не сказал про избиение Ага?ьи, а он уже приготовил чисто-кучерской ответ: "Вот тебе, барин, хомут и дуга, а я тебе больше не слуга".   У Прасковьи Ивановны, которая производила допрос Ага?ьи, дело шло успешнее, вероятно, потому, что Прасковья Ивановна проявила более сильный дипломатический талант. Сначала Ага?ья отнеслась к барыне очень подозрительно и даже что-то нагрубила.   -- Зачем ты грубишь мне, Ага?ья?   -- А зачем вы меня пытаете, барыня, о чем не следует? Может, мне и разговаривать-то с вами грешно...   -- Чем же грешно?   Ага?ья понесла какую-то околесную о щепоти, хождении по-солонь, клейменых весах и сельтерской воде.   -- Это научили тебя говорить сибирские старцы?   При напоминании о сибирских старцах Ага?ья впала в какое-то ожесточенное состояние и даже погрозила барыне кулаком.   -- Вот теперь вы -- барыня, а я -- слуга, а кто будет на том свете в смоле кипеть?!..-- истерически выкрикивала Ага?ья.-- Это тоже надо понимать, ежели который человек правильный... Для вас душа-то наплевать. Вы вот и постов не соблюдаете...   Прасковья Ивановна решила выдерживать характер до последняго и старалась говорить с ангельской кротостью.   -- Ага?ья, неужели для спасения души необходимо грубить людям, которые тебе же желают пользы?   -- Матвей наказал обличать.   Кроткий тон барыни подействовал на Ага?ью. Она как-то сразу отмякла и расплакалась.   -- Барыня, ничего-то, ничего вы не понимаете,-- запричитала она, вытирая слезы передником.-- И того не знаете, что я, может-быть, ночи не сплю... Силушки моей не стало... и страшно как... Как раздумаешься -- у смерти конец. Ведь вся-то я грешная и с мужем живу по-грешному, потому как венчали нас против солнца... И тебя сейчас осудила, а по писанию лучше согрешить, чем осудить -- кто осудил, на том и грех. Ох, моченьки моей нет... Смерть моя... И вас жаль, и своего Игната жаль, и себя жаль... Никакого терпенья! Вам-то, поди, смешно дуру-бабу неученую слушать, а мне тошнехонько...   Прасковья Ивановна только теперь заметила стоявшую в углу Паню и тоже плакавшую.   -- Паня, ты-то о чем плачешь?-- спросила Прасковья Ивановна.   -- А не знаю...-- ответила девушка, закрывая лицо руками.