Медовый месяц

Прямо перед лицом возник измеритель освещенности. Рядом зевнула Хани. Даже в гриме она выглядела усталой.

— Вам достались пирожки, что я приносила на прошлой неделе? — спросила она. — Те, что были с «Эм-энд-эмс» внутри?

— Я съел парочку.

— Думаю, они были не так хороши, как те глазированные шоколадные пирожные. А как вам показалось?

— Хани, вы хоть спите когда-нибудь, придя домой, или торчите всю ночь у плиты и печете пирожки?

— Сплю.

— Но явно недостаточно. Только посмотрите на себя — вы же совершенно измотаны!

Он чувствовал, что здесь надо бы и остановиться, но она была такая маленькая, такая измученная, и он дал волю чувствам:

— Начиная с сегодняшнего дня вы прекращаете заниматься своей стряпней, детка.

Хани от этого прямо-таки воспламенилась:

— Что-что?

— Вы слышали меня. Люди должны полюбить вас не за пирожки, а за мягкий характер. Если еще раз принесете в группу хоть что-нибудь съестное, я вышвырну все в мусорную корзину.

— А вот и не вышвырнете! Это не ваше дело!

— Мое, если вы хотите в субботу приехать на ранчо и прокатиться верхом.

Он прямо воочию увидел ту внутреннюю борьбу — настоящую баталию между желанием побыть с ним и независимостью натуры. Ее челюсти сжались, губы превратились в упрямую ниточку, так хорошо ему знакомую.

— Вы пытаетесь управлять мной! Думаете, можете быть строгим и добреньким со мной, когда вам заблагорассудится, совершенно не задумываясь о моих чувствах?

— А я же говорил вам, что я за человек, Хани.

— Ведь я просто хочу стать вам другом. Что в этом такого ужасного?

— Ничего, если это действительно все, чего вам хочется. Но вы заставляете меня беспокоиться. — Посмотрев за камеры в глубину студии, он решил выложить все, что думает. — Хани, вы слишком многого хотите от людей. У меня такое чувство, что вы высосали бы из меня всю кровь до последней капли, позволь я вам это. А мне, честно говоря, нечем поделиться.

— Что за ужасы вы говорите! Я же вам не вампир какой-то!

Дэш не ответил. Просто дал ей время разобраться в своих чувствах.

— Ладно, — наконец сказала она сердито. — Если я смогу поехать на ранчо, то больше никогда не буду заниматься стряпней.

Ему стало удивительно тепло и приятно от мысли, что она готова даже смирить свою гордыню — настолько ей нравится быть с ним. Когда Хани не доставляла ему неприятностей, то была просто большим ребенком.

— И еще, — добавил он. — Вам нужно прожить эту неделю, не слишком-то заносясь. Особенно это касается программы съемок в пятницу.

Хани метнула взгляд на Лиз, кокетничавшую с новым оператором:

— Кое-кто слишком много болтает!

— Вы должны только радоваться, что этот кое-кто так вас опекает.

Их прервали, и Хани не успела ничего ответить; впрочем, может, это было и к лучшему.

Пятница надвигалась на нее, слово смог на город. И наконец она наступила. Хани упорно не смотрелась в зеркала, пока возились с ее гримом и наряжали в белое кружевное платье, норовившее то сползти с плеч, то волочиться по полу. На шею надели кружевной стоячий воротничок бледно-лилового цвета, на голову водрузили парик. Он был из длинных волос и медового цвета, точь-в-точь как ее собственные.

— Блистательно, — сказала новая парикмахерша Эвелин, стоя за спиной Хани и любуясь ее отражением.

Конни, только что закончившая гримировать Хани, поддержала:

— Ну, давайте же, Хани! Довольно ребячиться. Вы только взгляните!

Обхватив себя руками, Хани повернулась к зеркалу. И посмотрела…

— Ни фига себе! — вырвалось у нее негромкое восклицание.

— Вы удивительно точно выразили мои чувства, — сухо отозвалась Эвелин.

Хани опасалась, что будет выглядеть мальчишкой, нацепившим дамскую одежду, но смотревшая на нее из зеркала стройная юная особа была самой женственностью. В ее чертах поражали какая-то зыбкость и мечтательность — от голубого сияния глаз до бледно-розовых губ, ничуть не похожих на рот рыбы-прилипалы — наоборот, это был рот прекраснейшего существа. Волосы мягко обрамляли лицо и волнами ниспадали на плечи, совсем как у сказочной принцессы.

В трейлер просунулась голова ассистента постановщика.

— Хани, пора на съемки. Нам надо, чтобы вы… О-о!

Эвелин и Конни засмеялись, потом вывели Хани из трейлера. Она слегка зажмурилась от яркого солнца. Женщины шли по обе стороны, держа край платья, чтобы он не цеплялся за траву, и давая последние наставления.

— Хани, только не садитесь. И ничего не ешьте.

— Перестаньте облизывать губы! А то как бы не пришлось опять подкрашивать.

Эрик уже был на сцене. Хани избегала глядеть в его сторону. Она была возбуждена и слегка испугана. Одно дело целоваться с Эриком Диллоном, когда выглядишь, как лошадиная задница. И совсем другое — когда ты смахиваешь на какую-нибудь спящую красавицу. Хани прижала руку к вшитому в боковой шов кармашку, чтобы лишний раз убедиться: крошечная трубочка аэрозольного освежителя дыхания «Бинака», которую она туда засунула, на месте.