Медовый месяц императора

Четырнадцать лет потребовалось советскому, потом российскому дипломату, чтобы пройти путь от профана до члена ложи. Он не был одинок. Его непосредственный начальник, посол во Франции Ю.А. Рыжов, вошел в ложу "Великий Восток Франции".

Пушкинистика превратилась в политику и поле идеологической борьбы. Достаточно вспомнить праздник ряженых во время 200-летия со дня рождения поэта. После того как бывший президент РФ Б.Н. Ельцин твердо объяснил общественности, что "Пушкин - наше все", события понеслись вскачь: миллиарды рублей брошены на организацию народного ликования; политики практически всех рангов стали пушкинистами.

Но, если говорить честно, народ, как и сто лет назад, когда с помпой праздновали 100-летие со дня рождения поэта, стоял в стороне.

Все напоминало языческий обряд - Пушкина ели, пили, им закусывали, использовали как гигиеническую прокладку.

В 1899 году очевидец сообщал, что, когда крестьян, пришедших в Михайловское, спросили, зачем они пришли, те бодро ответили: "Говорят, землю бесплатно давать будут".

Не дали ни тогда, ни теперь. До Пушкина никому дела не было. Каждый рекламировал сам себя на фоне Пушкина.

Это и есть один из результатов заговора, в котором невольную роль играют профессиональные пушкинисты.

Письмо от Пушкина

В этот раз находка сама пришла ко мне вместе со старым ящиком из картона, доверху набитым переплетным материалом: корешками книг, наклейками книжных магазинов Петербурга, Парижа, Лейпцига...

Особенно нравились мне роскошные обложки. Пальцы тянулись к тонкой коже, покрытой затейливым золотым орнаментом.

Ящик этот принадлежал старому харьковскому собирателю, который на старости лет решил покинуть Харьков и переселиться в США, где жил его сын.

До сих пор не могу понять, как он мог оставить свою библиотеку! Каталог редких изданий XVIII и XIX веков с пометками о проданных книгах остался у меня.

Кое-что я приобрел из книг по истории России, изданных Н.И. Новиковым, и книг пушкинской поры.

Когда распродажа окончилась, мне через посредника предложили приобрести переплетный материал, доставшийся от неизвестного московского переплетчика.

Я согласился. Скоро ящик оказался у меня на холодильнике, где стоит и по сей день. Некоторые обложки я использовал, если попадалась книга без обложки. Необыкновенно приятно было смотреть на книгу, вчера ещё выглядевшую жалко и бесприютно, а теперь получившую форму, достойную её содержания и почтенного возраста.

Перебирая обложки в поисках подходящей, я обратил внимание на одну, из которой выглядывали какие-то листки. Протянул руку, а сердце уже билось чаще, предчувствуя находку.

Развернул и встретился глазами с внимательным взглядом Александра Пушкина. На подлинной бумаге начала XIX века отпечатана известная гравюра Егора Ивановича Гейтмана, изображающая мальчика Пушкина. Задумчивый взгляд, курчавые волосы, правая рука тыльной частью кулака подпирает лицо - вот широко известные детали гравюры.

Десятки раз я видел воспроизведение этой гравюры, но держать в руках оттиск на бумаге той поры - это нечто иное. Волнующее, волшебное ощущение подлинности, которое ломает барьеры времени, и тогда понимаешь, что время, как и море, не столько разъединяет, сколько соединяет людей и события, расположенные на разных концах Вчера и Сегодня.

В 1822 году Н.И. Гнедич - издатель поэмы Пушкина "Кавказский пленник" - решил поместить в книге портрет автора. Современного портрета не нашлось, тогда решили поместить гравированный портрет Пушкина в детстве.

Гнедич попытался объяснить читателям появление в книге портрета следующим образом: "Издатели присовокупляют портрет Автора, в молодости с него рисованный. Они думают, что приятно сохранить юные черты Поэта, которого первые произведения ознаменованы даром необыкновенным".

Пушкин ко времени выхода поэмы (август 1822 г.) находился в Кишиневе. Портрет ему не понравился, хотя он проявил не очень свойственный ему в молодости такт. 27 сентября в письме к Гнедичу А.С. Пушкин писал: "Александр Пушкин мастерски литографирован, но не знаю, похож ли, примечание издателей очень лестно - не знаю, справедливо ли".

Отдал должное мастерству художника, правда спутав гравюру с литографией, сделал реверанс в сторону издателей, но в следующем издании поэмы просил портрет не помещать.

Произошла поразительная вещь: портрет, который был далек от оригинала, признали единственно возможным изображением Пушкина. Если когда-либо будет найден портрет юного Саши Пушкина, то доказать его сходство с Пушкиным будет весьма сложно.

Судя по филиграни, гравер использовал бумагу западноевропейского производства размером 310 i 180 мм, так называемую Beehive, широко применявшуюся в России в XVIII и начале XIX столетия.

Бумага хорошего качества, не утратившая белизны и через двести лет.

Подобной бумагой Пушкин никогда не пользовался. Ее нет в списке бумаги, которая встречается в его рукописях или письмах. В быту и творчестве А.С. Пушкин использовал бумагу 258 сортов.