Медовый месяц с врагом

Шаги остановились у двери. Я, будто защищаясь, подтянула колени к груди и забилась в самый дальний угол кровати. Свет включили, и я сразу увидела в дверном проеме высокого статного мужчину. На зрение я никогда не жаловалась, но в первый момент мне захотелось протереть глаза. Передо мной стоял покойный супруг Лилианы Владимировны Вороновой – Константин Леонидович Образцов.

Выглядел он как обычно: идеально отглаженный костюм, блестящие ботинки. А вот лицо… С лицом было что-то не то. Костик стоял и молчал, я тоже не спешила начинать беседу. Покойники начали оживать как-то слишком уж часто и непредсказуемо. Интересно, это «муж» или тоже произведение пластической хирургии?

– Что ты себе позволяешь, дрянь?

Голос был, несомненно, Костика, только звучал он совсем не так, как я привыкла слышать в особняке. Пропали просительные, заискивающие нотки, тон был почти грубым. Сейчас передо мной стоял не юродивый подкаблучник, а властный, жестокий преступник. Теперь я сразу поняла, что мне не понравилось в выражении его лица. Глаза! Они стали холодными и пустыми, как будто из них вынули линзы, а там – холодное глубокое озеро.

– Костик, в тебе артист погибает. Я думала, ты тряпка и размазня, а ты вон какой! Орел!

– Хватит трепаться, зачем ты это сделала? Чего добиться пытаешься? Мне насолить?

– Ага, просто сижу и мечтаю, как бы мне насолить покойному Костеньке? Ты хоть думай, что говоришь.

– Хорошо, у меня на кону деньги, огромные деньги, но у тебя-то – жизнь. Я думал, она тебе дороже баксов… Чего улыбаешься? – вышел из себя «муж».

– Артист в тебе сидит гениальный, а вот режиссер хреновый. Зачем ты столько лет прикидывался придурком? Я могла бы так любить тебя, дорогой! – мечтательно призналась я. – Властные мужчины – моя слабость.

– Зато я ненавижу стервозных баб. Самовлюбленных богатых идиоток!

– Значит, я тоже не очень талантливый режиссер. Ты так уверял, что любишь меня…

– За такие деньги я готов влюбиться даже в верблюдицу. А ты в принципе ничего, когда молчишь…

– Так в чем же дело, радость моя? Может, попробуем начать все сначала?

– Ну уж нет! – взревел «супруг». – Снова оскорбления твоего ублюдочного брата, постоянные измены женушки…

– Ну, ты тоже переспал с половиной города.

– Знаешь, в чем разница? Я, мужик, должен был скрывать свои отношения, как сопливый школьник. О том, чтобы показаться с подругой на люди, не могло быть и речи. Чуть что, прибегает этот психованный Павлик или сам Максим и трясет перед носом пистолетом. Ты раздула чудовищный скандал, застукав меня в постели с горничной, а сама таскалась с любовниками в казино и рестораны, клубы и сауны. Да у меня рога уже давно доросли до неба. Весь город смеется надо мной. Я всего лишь раз поднял на тебя руку, а ты каждый день била меня куда больнее. – Костик, кажется, даже забыл, зачем пришел в эту комнату.

– Разница не в этом. А в том, что я живу как хочу, никого не напрягаю, как в песне поется: «Не на чужие я гуляю, на свои», – холодно возразила я. – Ты же, как паразит, присосался к нам с братом и тянул то, что плохо лежит. Я мечтала избавиться от тебя, и показывала это всеми доступными средствами, раз человеческих слов ты не понимал. Оставь меня, и твои великолепные рога отпадут сами собой. Нет же, ты держишься за этот брак, как пиявка.

– Я тоже не против развода.

– Только я ничего не прошу у тебя на память, а ты, опять же, претендуешь на мои деньги. Вот в этом вся разница. Я доступно объяснила?

– Но ты должна…

– Я ничего тебе не должна. То, что ты трахнул меня и сделал ребенка в очень подходящее время, не дает тебе права жить за мой счет всю оставшуюся жизнь. Я в чем-то не права?

Константин замолчал, не зная, что ответить. Тут он вспомнил наконец о цели своего посещения:

– Этот разговор все равно не имеет смысла, назад дороги нет. Благодаря твоим стараниям Дарья в тюрьме, и я не уверен, что она сможет молчать долго. Ты сама все испортила. Могло все оказаться значительно проще, а ты вместо подписей поставила какие-то каракули. Мы бы уехали с деньгами – и все. Сегодня самолет улетел без нас. Придется все переигрывать.

– Я так расстроена, что сорвались ваши планы. Но, милый, а какое место в планах занимала бы я? Синее и холодное?

– Нет, черное и горящее, – сорвался он.

Я мысленно содрогнулась, но нашла в себе силы продолжить этот нелегкий разговор:

– Ты повторяешься, любовь моя. В огне я уже горела по твоей просьбе, да, видишь, огонь меня не берет.