Медовый месяц у прабабушки, или Приключения генацвале из Сакраменто

Вот кривая калитка. Люба на ощупь просунула руку в щель, отодвинула засов и подумала, что сейчас залает Тимур. Он всегда лаял при шорохе, полагая, что охальники норовят сорвать персики, свисающие через забор.

Заскрипели петли, а Тимур не залаял. Вдоль тропинки висели веревки, но на них не сушились трусы и купальники многочисленных обитателей. Сарайчики, обычно заполненные дикими курортниками, как пчелиные ульи, были мертвы. Если не считать крика птицы, потревоженной в гнезде, стояла мертвая тишина.

— Ой, смотри! — прошептала Люба.

Дом зиял черными провалами выбитых окон. Луна освещала черепицу, часть которой была проломлена.

— Может, они построили новый дом, а этот разрушают? — предположил Патрик.

Люба, не ответив, заспешила к сарайчику, в котором летом спала Манико. Дверь сарайчика была открыта, изнутри доносился запах примуса и сырости. Потревоженные мухи жужжа роем вылетели в дверь.

— Погром какой-то… Просто ума не приложу, что случилось и что нам делать, — в глазах у Любы появились слезы. — Два часа ночи, соседи спят, спросить не у кого…

— Постой-ка…

Патрик опустил на дорожку чемоданы, вынул из кармана фонарик и, посвечивая себе под ноги, пошел в дом. Через несколько минут он вернулся.

— Похоже, это взрыв. Там внутри разрушенная мебель, детские игрушки на полу. Может, звякнуть в полицию?

— В милицию, — поправила Люба. — Телефон был на кухне, но летом Манико его отключала, чтобы жильцы не звонили. Сейчас я погляжу.

Патрик осветил ей дорогу, и они вошли в дверной проем. Дверь лежала тут же рядом, в траве. Небо с луной было видно сквозь крышу. Слева газовая плита, за ней кухонный столик. Рядом с ним была тумбочка, на которой стоял телефон. Люба взяла у Патрика фонарик. Телефон оказался на месте. Она сняла трубку и услышала гудок — телефон работал.

Она набрала 02, долго никто не брал трубку, потом кто-то, откашлявшись, произнес что-то по-абхазски. Люба объяснила по-русски, что она приехала к прабабушке в гости, а прабабушкиного дома нет. То есть он есть, но разрушен. И как узнать, где прабабушка и что вообще теперь…

— Слушай, дарагая, — хриплый голос перешел на русский. — Ты что, одна такая? У всэх тут дома разрушены. У всэх нэту прабабушки. Что это вообще такое? Звонишь посреди ночи, дэжурным спать не даешь, понимаешь! Арэстуем тебя, эсли еще будешь звонить!

В трубке раздались короткие гудки.

Люба прижалась к Патрику.

— Может, разбудить соседей? С этой стороны жил ювелир, с той — дедушка Резо, сын Манико…

— Знаешь что, — решил Патрик, — до утра недолго, какие-то четыре-пять часов. Я привык ночью не спать, мне это легко. В конце концов, впереди у нас целый медовый месяц. Сейчас я положу чемоданы плашмя, постелю мою куртку, ты ляжешь. А я посижу, посмотрю на луну. Луна здесь сказочно красивая.

Утром в доме, где жил Резо, сын прабабушки Манико, то есть, так сказать, двоюродный дедушка Любы, послышались голоса. Сонная Люба, вскочив и на ходу проверяя прическу, побежала туда. Боже мой, что там началось! Ее сразу узнали, запричитали. Вокруг нее крутились дети и женщины, большинство из них она не знала. Побежали за Патриком, который ничего не понимал, привели его, принесли их чемоданы.

— Здрасвюйте, мы из Америка, — сказал всем Патрик. — Ошшен приятно.

— Где же Манико? — спросила Люба.

— Сейчас приведем твою прабабку, — отозвался дедушка Резо. — Никуда она не делась.

Он был горбатый, беззубый, седой и давно не бритый.

— Так она здесь? Слава Богу!

Резо ушел в сарай и медленно вывел седую лохматую старуху в белой ночной рубашке до полу. Она шла, опираясь на костыль.

— Манико! — крикнула Люба и бросилась к ней на шею.

— Кто это? — спросила Манико.

Лицо ее перекосила судорога.

— Это же Люба, — сказал Резо.

— Какая Люба?

— Твоя Люба, правнучка.

— Не помню.

— Манико после взрыва память отшибло, — объяснил Резо, обращаясь почему-то к Патрику, — она немножко не в себе. Да тут все не в себе. Видите, что делается? Ты пока садись, генацвале, в ногах правды нет.

Патрик улыбался, но не понимал и поэтому не реагировал.

— Он что, глухой? — спросил Резо.

— Нет, он американец.

Патрик уселся на скамейку, за большой стол под деревом.

— Он настоящий американец? — поинтересовалась черноглазая девочка с двумя тоненькими косичками.

Она подошла к Уоррену и потрогала его за колено. Патрик погладил девочку по голове.

— Настоящий, настоящий, — ответила за него Люба. — А где Тимур?

— Собаку танк раздавил, — ответила девочка. — Совсем недавно.

— Что Ти-мууур!.. — протянул Резо. — Соседа-ювелира со всей семьей убили. Золото у него искали. А мы вот живы пока…

— И Гиви убили? — вырвалось у Любы.

— Гиви первого убили, он отца от них закрыл…

Любе стало страшно, она прижалась к Манико.

— Кто это? — спросила опять прабабушка.

— Говорят тебе, это Люба! — рассердился Резо.

Люба поцеловала Манико, вздохнула и решила раздать подарки, которые они привезли. Открыв чемодан, она увидела, что он наполовину пуст. То же случилось со вторым чемоданом. В обоих чемоданах лежало по паре крупных камней для веса. Патрик потрогал замки.