Медовый рай

Он приставил электрошокер к груди одноглазого.

– Понял?

Одноглазый, приподнявшись на локтях, кивнул.

Белка высвободила правую руку. Пальцы не слушались, Белке казалось, что на руке рукавица из толстой шерсти. Нужно как можно быстрее открыть левый замок. У нее всего несколько секунд. Она цепляла зажим ногтями, но сил открыть его не было.

Дальше произошло что-то непонятное. Белка, копавшаяся с замком, боковым зрением уловила движение – бесшумное и стремительное, словно сквозь гараж пронеслась гигантская птица. Подняв голову, она увидела Беса, завершающего траекторию своего полета. Раскинув руки, он рухнул в гору хлама, сваленного в дальнем углу. С грохотом и звоном посыпались банки и коробки, загремели ржавые лопаты и грабли. Мраморный ангел отшатнулся будто в изумлении. Что-то напоследок звякнуло, и в гараже повисла тишина.

Белка повернулась к двери – одноглазый уже стоял на ногах. Сжав кулаки, он медленно пошел к Бесу. Тот, заваленный хламом, даже не двинулся, его изумленный взгляд застыл на великане. Одноглазый сделал еще шаг и остановился.

– Стив! – позвал он странным голосом. – Эй, Стив…

Бес молчал. Прислонясь спиной к мраморному ангелу и выпятив подбородок, он продолжал удивленно пялиться на напарника.

– Мать твою, – пробормотал одноглазый, приближаясь вплотную.

Ухватив за лацканы кителя, он поднял Беса. Кисти его рук повисли, как у марионетки. Одноглазый наклонился, что-то разглядывая, после бережно положил Беса на земляной пол. Зачем-то поправил ему китель.

– Мать твою… – повторил он.

Из-под головы Беса вытекло черное пятно. Белка подняла глаза, каменная рука ангела была по локоть в красном и блестящем. Кровавый палец указывал вверх.

– Под основание черепа… – неизвестно кому сказал одноглазый, трогая свой затылок. – Там такое место есть…

Замок наконец поддался, зажим звонко щелкнул и расстегнулся. Одноглазый повернулся, провел ладонью по лицу, словно спросонья. Он посмотрел на Белку как-то боком, как смотрят птицы.

– А что вы тут… – Он хотел спросить, но запнулся. – Что…

– Беседовали мы, – ответила Белка.

Одноглазый понимающе кивнул, рассеянно поглядел на труп.

– Что делать будем? – спросила она. – Тебя как зовут?

– Кит… Вернее, Питер. – Он добавил: – Питер Савчук.

– Ты что, хохол? – удивилась Белка. – Украинец?

– Мой дед оттуда. Он сюда после войны… Его немцы пацаном угнали. Он там на ферме батрачил, в Баварии… ну а после… Это после той войны, древней, с Гитлером, знаешь?

– Мой прадед… – Белка начала и не закончила.

Они долго молчали, стараясь не смотреть друг на друга и на мертвого Беса. Белка незаметно высвободила левую руку.

– Слышь, – попросила она. – Накрой его чем-то… глаза эти…

Глаза Беса, широко раскрытые и совсем живые, удивленно смотрели в потолок. Питер наклонился и обыденным жестом большой ладони закрыл глаза мертвецу.

– А я там родилась, – после молчания вдруг сказала Белка. – Там, в России. Странно, да? Тебя бы там Петя звали, Петька… нет, Петро, ты ж украинец.

– Моего деда так звали. Мы, когда в Мичигане жили, там озера, просто тысяча озер… Дед меня рыбу учил удить. Утром уходили, еще по туману… Спать хотелось… Страшно спать хотелось, сидишь, вроде как за поплавком следишь, а сам…

– У тебя жена, дети есть? – спросила Белка, сжимая и разжимая затекший кулак.

Питер мрачно вперил в нее единственный глаз.

– Извини, я не… – растерялась Белка. – Извини…

Питер сидел на корточках, свет падал на правую, изуродованную, часть лица. Сизо-розовая, тошнотворно нежная на вид, кожа казалась лакированной и напоминала ошкуренную тушку цыпленка. Затейливая мозаика шрамов забиралась под волосы, впалое веко было намертво приклеено, на месте брови рос пук пегих волос. Белка опустила глаза.

– Я в университетской сборной играл, в нападении. Левый край. Приезжал тренер из Чикаго, контракт показывал… – Питер покачал головой. – Даже не верится. Мы тогда с Лорейн решили… – Он запнулся, задумался, снова заговорил: – Я, когда после госпиталя вернулся, у нас на главной улице парад устроили. У нас, в Вудбридже. А вечером фейерверк. Здорово было.

Белка молчала. Теперь, с закрытыми глазами, Бес выглядел мертвым, лицо осунулось, посветлело. Кожа отливала лимонным, казалось, что кожу натянули на затылке – проступили скулы, рот приоткрылся, стали видны мелкие передние зубы.

– Док сказал, что надо ехать в Бостон, там центр пластической хирургии. – Питер ткнул себя в щеку. – А я рапорт подал. Хотел снова к ребятам… кто уцелел после той ночи. Там, под Фелуджей. Я когда Тома вытаскивал, люк заклинило, а после «жаба» рядом плюхнулась. Фугас. Я даже не почувствовал, что у меня полголовы снесло. А Том был мертвый, я его мертвого тащил. Ему в сердце осколок, в самом начале боя…

Питер замолчал, он сидел на корточках, устало свесив с колен тяжелые кисти рук. Пальцы почти касались земляного пола.

– Вот они говорят, что мы не любим рассказывать про войну, – Питер говорил медленно, словно читал скучный текст. – Это не так. Неправда. Они не хотят слушать. Они не хотят знать, что там происходит. Им страшно. А тут я со своей рожей… И рассказывать ничего не надо.