Заступая на каждое ночное дежурство с Аленой, Станислав Сергеевич рисовал в своем воображении совсем другие сцены. Ему грезилось, будто в разгар ночи их руки невольно касаются друг друга, пальцы переплетаются, а тела сближаются — и вот уже совсем рядом ее красивое лицо, полные розовые губы и большие зеленые глаза; Медсестра была так обворожительна, что хирург влюбился на второй день их совместной работы решительно и бесповоротно, готовый жить здесь, рядом с ней до самой смерти, и возвращаться в Москву не торопился. Он знал, что ликом не уродился в Армандо, знойного латиноса и красавца: белесые ресницы, веснушчатое лицо, совсем не выразительное «золотушное», как говорили здесь, но время — лучший лекарь. Алена привыкнет
к нему, оценит его ум, душевные качества, и в ней обязательно вспыхнет к нему тот самый женский интерес, который обычно заканчивается свадьбой. Он все рассчитал и не торопился с сердечным объяснением, завлекая медсестру пока другим — своими знаниями. Терпеливо рассказывал ей про язву кишечника, двенадцатиперстной кишки, про гепатит и геморрой, рак молочной железы, и она не только слушала,но и восхищенно восклицала: «Ой, а нам этого в училище не говорили! Как интересно!» Глаза ее загорались, щеки розовели, она смотрела на него восторженно, почти влюбленно, и у Станислава Сергеевича кружилась голова от первых побед.
Кузовлева покоряла даже Аленина наивность. И сейчас он в душе умилился ее рассуждениям о шпионах и слепой вере в непогрешимость своего президента.
«Это еще не самое страшное человеческое заблуждение», — вздохнул про себя хирург!
— Так вь| согласны, Станислав Сергеевич, что мы в Чечне воюем против злостного сепаратизма? - не выдержав, нарушила молчание Алена.
— Да, согласен, — улыбнувшись, кивнул Кузовлев.
3
Алена подробно рассказала Мишелю о встрече с Грабовым и о спорах с Кузовлевым. Мсье Лакомб неожиданно поддержал точку зрения хирурга, заявив, что он даже опубликовал статью в «Монд» в поддержку свободолюбивого чеченского народа и, несмотря на разгул терроризма во всем мире, считает русско-чеченскую войну несправедливой по отношению к горскому народу.
Алена пожала плечами. Она уже и не знала, на чьей она теперь стороне.
Заканчивался октябрь, зачастили дожди, но они гуляли в любую погоду. Сначала направились в сад по дорожкам, выложенным белым и красным камнем. Мсье Лакомб увлеченно рассказывал о вечнозеленых кустарниках олеандра, посаженных еще отцом, потом о китайской бегонии, дальневосточном лимоннике и других растениях.
— Деревья выживать, когда чувствуют любовь, — негромко заметил мсье Мишель.
Раньше на прогулках они почти не разговаривали. Алена неторопливо толкала коляску, из сада они выезжали на луговую дорожку, которая вела к речке Роне, заросшей по берегам густым ивняком. Мсье Лакомб любил посидеть на обрывистом склоне, глядя на быстрое течение мутной воды, игривый всплеск рыбешек и на туман, уползающий на поля. Но в тот день из-за резкого ветра они вернулись домой на полчаса раньше.
Колетт сама встретила их в прихожей, доложив, что обед готов и можно его подавать. Мсье Лакомб, увидев повариху, приказал поставить еще прибор — обедать он будет не один.
— У мсье гости? — уточнила Колетт.
— Нет. — Хозяин чуть смутился. — Отныне я всегда буду завтракать и обедать с мадемуазель Алин.
Алена мгновенно поняла, что речь идет о ней, и вспыхнула, словно сама напросилась.
— Да, вот еще: захватите-ка нам, мадам Колетт, бутылочку бордо десятилетней давности, — добавил Мишель.
Стряпуха вытаращила глаза, с трудом веря услышанному. Алена вкатила коляску в ванную комнату, протерла мокрой тряпкой колеса, сполоснула руки и
хотела выйти, чтобы хозяин мог умыться, но Лакомб ее остановил.
— Я хочу, Алин, чтоб мы и обедали теперь вместе, — объявил он.
Она застыла, не зная, то ли радоваться ей, то ли огорчаться.
— Это не понравится вашим домашним, — робко возразила Алена. „
— Моим домашним? Но их нет. Колетт же — кухарка. Завтра я возьму другую. —Он смутился и добавил: — Если вы, Алин, этого захотите. Кстати, мне сообщили, что ваш перевод тетушка Глафира получила, все в порядке, можете не волноваться!
«Дорогие тетя Глаша и Катюшка!
Рада была узнать, что деньги мои вы снова получили и что у вас все в порядке! У меня тоже все хорошо, понемногу учу французский язык, со мной занимается сам хозяин, мы с ним подружились и живем, как говорится, душа в душу, не ссоримся, а наоборот даже. Мсье Мишель, что по-нашему Михаил, Миша, человек очень умный и пишет книги. Для взрослых. Две из них уже опубликованы, третью он пишет сейчас, и её тоже издадут. Я многое узнаю из того, о чем раньше не догадывалась. Думала, что будет страшно — все-таки чужие люди, но сейчас с каждым днем все интереснее. Вот только о вас вспоминаю. Катька всю грязь в рот тащит, руки не моет, а с антисанитарией надо бороться. Яблоки мыть горячей водой, босиком по полу не бегать, холодное молоко не глотать!