Медуза

Дюран и сам был удивлен тому, что говорил, поскольку это находилось в прямом противоречии с планом Наумана. Но чем больше Дюран впутывался в эту авантюру, тем тверже убеждался, что бывший сослуживец и друг использовал его втемную, подсовывая самую грязную работу. Почему бы ему самому не пожаловать сюда? Вероятно, он представляет себе опасность, связанную с метеоритом, потому и предпочел ничего не говорить ему, Дюрану. К чему рисковать?! Дюран вдруг со всей отчетливостью осознал, что именно так и обстоит дело. Он служил лишь орудием в руках Наумана. Теперь настал момент, когда предстояло решать. Нет, опроверг он себя, нет, он давно принял решение, просто предпочитал не заострять на этом внимание. Теперь же все обрело четкие контуры. Он больше не орудие в чужих руках, а активное действующее лицо. И хотя полковник Дюран понимал, какие проблемы взваливает на себя, решение его оставалось непреклонным.

Похоже, и его попутчицу одолевали тяжелые мысли. Повернувшись к полковнику, она посмотрела на него своими загадочными глазами:

— Вы серьезно?

— Можете положиться на меня. Я всегда сдерживаю обещания. Меня можно назвать человеком продажным, но я никогда не был и не буду властолюбивым интриганом. Любой подтвердит вам, что слово Франсуа Филиппа Дюрана чего-нибудь да стоит. Не стану скрывать, первоначально планировалось никого из вашей экспедиции в живых не оставлять. Приказ звучал так: никаких свидетелей.

— И что же подвигло вас изменить мнение?

Дюран почувствовал, как отвратительно взмокли шея, грудь. Неужели она ждет объяснения в любви? Смешно. Нет, он не любил эту женщину. Полковник отдавал должное ее уму, внешности, она особенным образом пленяла его, но любовь? Он понятия не имел, что такое любовь и с чем ее едят. Ни с одной женщиной Дюрана не связывали узы серьезных чувств. Визиты в грязные бордели городков, где они оказывались на постое, не в счет. Они лишь для того, чтобы хоть как-то отключиться от тягот службы и серой повседневности, не больше. Если начать рассуждать об офицерской чести, это также не возымеет успеха. Она просто не услышит его. Но что-то ведь нужно было ответить. Ирэн продолжала сверлить Дюрана испытующим взглядом.

— Вы верите в предопределенность? — спросил он.

— То есть?

— Вас когда-нибудь посещало чувство, что нечто происходит не по чистой случайности, а согласно некоему изначальному расчету? Плану, если хотите?

Ирэн Клермонт ничего не ответила.

— Так вот, еще когда вы, только что прибыв в форт, впервые зашли ко мне в кабинет, у меня возникло чувство, что я знаю вас. Нет-нет, поймите меня верно, мне не раз приходилось видеть вас по телевизору. Я не об этом хочу сказать. Тогда я ясно ощутил некое духовное родство с вами. Прошу, не смейтесь. Поймите, мне нелегко подобрать нужное слово для столь специфического чувства.

Чувствуя на себе ее взгляд, Дюран понимал, что сейчас должен сказать самое важное.

— В один прекрасный день меня вдруг осенило: я знал, что вы обнаружили храм, — продолжал он. — И не спрашивайте меня, каким образом это произошло, я просто знал, и все. Точно так же, как знал о вашем местонахождении, хотя до сих пор мне не приходилось бывать в здешних местах. И после несчастья там, внизу, я имею в виду прорыв воды, я знал, что вы живы, хотя, откровенно говоря, ваши шансы равнялись нулю. Я просто-напросто знал. Все это убеждает меня, что между нами существует некая связь, и я не стал бы столь легкомысленно относиться к этому. Вот и все, что я намеревался сказать вам. А теперь смейтесь на здоровье.

Откинувшись на спинку сиденья, Дюран глубоко вздохнул.

Ирэн Клермонт не рассмеялась. И даже не хихикнула. Не говоря ни слова, она продолжала всматриваться в бесконечную даль пустыни. Дюран, у которого в этот момент в голове роились тысячи мыслей, почувствовал, как ему на колено легла ее легкая, словно перышко, рука. И осталась лежать.

Обернувшись, Ханна на глаз прикинула расстояние, которое они отшагали. Шли они уже довольно долго, не помешало бы сделать привал. Откос, который они недавно преодолели без особого труда, сейчас Крис ни за что бы не осилил. Поэтому пришлось воспользоваться тропой, отлого спускавшейся в долину.

— Подожди минутку, дай хоть отдышаться.

С этими словами Крис зашел за скалу, позволявшую хоть ненадолго укрыться от вездесущего песка, приносимого порывами ветра. Ханна невольно закусила губу. От вида Криса хотелось расплакаться — оборванный, обожженный, бледный. Нет, так им никогда не добраться. Как быть? Опустившись на песок подле него, Ханна смахнула с лица волосы. Усталая улыбка Криса не могла разуверить ее в том, что он на грани полного изнеможения.