Медведь

Малахов был не один. Их было семеро. «Великолепная семерка». Так же, как и он, эти ребята были мастерами рукопашного боя, отличными стрелками, способными стрелять на слух или потушить в темноте сигарету с двухсот метров.

Да, они умели многое: стреляли, метали ножи, виртуозно водили машины, но главное – они верили, искренне верили в то, что занимаются пусть грязным, но необходимым делом. Страна бушевала, как море. Со дна, вместе с мутью, поднялись жуткие чудовища. И если этих чудовищ уничтожить, то море успокоится и воды снова станут прозрачными.

Наивно… Но они в это верили: смотрели на фотографии, протянутые «хозяином», просматривали конверт с необходимой информацией и уходили на задание, в темноту, в ночь. Они себя так и называли – «ночные псы».

Служба Безопасности мощнейшая организация с почти неограниченными возможностями. Их «хозяин» занимал в этой организации достаточно высокое положение. И тем не менее он отчаянно нуждался в своей ночной своре. Очень часто «сверху» поступали письменные инструкции, ограничения, порой раздавались телефонные звонки, и чей-то запрет сводил на нет тщательно продуманные операции. Бумага с высокой подписью была сильнее любого оружия. И тогда «хозяин» выходил на связь с кем-нибудь из «ночных псов».

Так продолжалось годы. В конце концов из всего отряда в живых остался только Малахов – «Медведь». Так его в шутку прозвали за недюжинную силу, ровный, спокойный характер и уникальную способность отчетливо видеть в темноте.

Действительно, Малахов даже дождливой безлунной ночью мог читать газету, а в полной темноте прекрасно различал предметы на расстоянии до десяти метров. Кроме того, он обладал очень чувствительным, прямо-таки звериным вкусом и нюхом. Не раз на спор с завязанными глазами он по запаху узнавал членов своей «своры», мог определить напиток в плотно закупоренной фляге, интуитивно чувствовал стороны света и мог с большой точностью без часов назвать время.

Все это у него выходило шутя, без усилий. Малахов воспринимал свои таланты, как должное. С его губ не сходила едва заметная улыбка. Демонстрируя по просьбе напарников свои «фокусы», он выглядел вялым, неуклюжим, даже немного сонным – этакий простодушный увалень, настоящий Михайло Иванович из русских народных сказок. Но в любой момент, как по волшебству, Малахов – девяносто килограмм мышц и сухожилий без единого грамма жира – мог преобразиться в готового к схватке бойца. И тогда он действительно напоминал медведя – решительного, неудержимого, страшного в своей ярости.

Погиб «хозяин». Его место занял другой. И остальные ребята погибли. Любая ошибка в работе вела прямиком в могилу. А вот Малахов остался. И кличка эта осталась за ним. «Медведь».

Погони, засады, охота: переодевания, изменение походки, голоса, постоянная настороженность… И смерть. Смерть была его работой. Не было ничего личного между ним и людьми, которых он «компрометировал» по указанию «хозяина». Была только холодная решимость выполнить порученное дело, чего бы это ни стоило, ведь речь шла о справедливости. И Медведь восстанавливал эту самую справедливость.

Иногда все происходящее казалось ему сном или игрой. И правило было только одно: убить или быть убитым. Это было честное правило, и Малахова оно устраивало.

Он всегда работал один: не входил ни с кем ни в какие союзы, не сколачивал коалиции – просто выслушивал задание и уходил в ночь. И у противника не оставалось ни одного шанса на победу: Медведь действовал стремительно, убивал без раздумий, а потом мгновенно уходил, растворялся в толпах горожан, в лабиринтах проспектов и улиц, в каменных джунглях огромного города – человек ночи, оборотень без лица, косматый зверь в обличье ленивого увальня. Он инстинктивно чувствовал опасность и старался не допускать ошибок, потому что возможности учиться на ошибках у него нет: первая же его ошибка будет последней. Как это случилось с прежним «хозяином». Как это случилось с напарниками. Как это в любой момент может случиться с ним.

– Кофе хорош, нечего сказать, – кивнул головой Потапчук, отхлебнув глоток из фарфоровой чашечки. – Как тебе это удается?

– Секрет, – улыбнулся Малахов. – Да ты пей, Федор Филиппович… Кури, если хочешь… И рассказывай, что привело тебя, на ночь глядя, в мои апартаменты.

Потапчук достал из дипломата видеокассету и протянул ее Малахову.

– Просмотри. Это не долго.

…Девочка. Нет, уже девушка. Лет шестнадцать… Волосы темные, рост – сто семьдесят, вес шестьдесят, глаза – карие… Она сидит у окна, смотрит на ночной город и курит.

За кадром звучит голос:

– Как видите, Петр Григорьевич, ваша дочка цела и невредима. Трехразовое питание, душ, вечером – телевизор. Мы же не звери… Обстоятельства вынуждают нас поступать таким образом… А обстоятельства, Петр Григорьевич, таковы…