Медведь для Маши

Поджимает губы и отпихивает письменные принадлежности. Вот что я сказал? Попробуй разбери в чём проблема.

Решаю на поводу у неё не идти. Если есть какие-то претензии, то пусть говорит открыто. Вернее, пишет. Маше необходимо научиться нормально контактировать с окружающими людьми.

— Раз всё в порядке, то я не стану менять своих планов, — говорю твёрдо.

Она встаёт и уходит. А наутро буквально транслирует напряжение. Дёрганая какая-то. Совершенно не могу понять, в чём дело.

— С тобой точно всё хорошо?

Кивает, поджав губы.

— Тогда, до вечера. Помнишь про звонок? Если что-то случится, просто номер набери.

Снова кивок и тяжёлый вздох.

А я опять не могу на работе сосредоточиться. Да что же со мной эта девчонка вытворяет? Я перед ней реально, как медведь на задних лапах и всё равно страшно, что не угодил.

Рутина немного отвлекает. Тем более сегодня очень суматошный день. Сразу два убийства. И снова пожрать некогда. Перекусываю на бегу бургером, обещая себе завтра подписку на здоровые обеды оформить.

Интересно, Маша снова что-нибудь вкусное приготовит? От этой мысли начинаю давится слюной.

— Потапыч, ты чего? — Руслан дёргает меня за рукав куртки, давая пройти медэкспертам.

— Задумался, — бурчу.

— Мужик, ты никак влюбился, — ржёт Руслан и хлопает меня по плечу.

Одариваю его суровым предупреждающим взглядом.

— Ладно-ладно, не кипятись, — отмахивается напарник и протягивает мне термос с кофе.

Мобильник снова разрывается. Меня сегодня оставят в покое? И надоело от всякого звонка пугаться. Каждый раз думаю, что это Маша. Но нет, на этот раз криминалисты. Выслушиваю доклад и поворачиваюсь к Русику.

— Кажется, у нас по Золотарёву зацепка появилась. Надо бы после этого к нему в офис смотаться.

— Да ты что? Неужели на след вышли?

— Ты же знаешь, что я пессимист, — вздыхаю и отпиваю обжигающий кофе из термоса. Погода отвратительная. Порывистый ветер сыплет за шиворот ледяную крошку. Лицо вообще уже окаменело от холода.

— Мы тут уже не нужны. Поехали, — говорит Руслан, повыше поднимая воротник.

Ребята встречают нас со стопкой папок в руках.

— Не успел, значит, следы замести? — хмыкаю.

— Он не предполагал, что мы на него выйдем и сразу с ордером придём, — отвечает Лесков и кивает в сторону кабинета.

Золотарёв не фантанирует уверенностью как прежде. Он кидает на меня волчий взгляд, постукивая толстыми пальцами по отполированной столешнице.

— Говорите, что не знали о незаконных фирмах Павленко? И у вас всё было чисто?

Пробегаюсь глазами по бумагам.

— Авшоры, подставные счета, фирмы однодневки. Да только за это вам светит приличный срок.

— Это не в вашей юрисдикции, — говорит Золотарёв. И он прав, но я не собираюсь просто передать его дело в другой отдел. Оно стало для меня слишком личным.

— Уверен, что если копнуть поглубже, то там и на мою юрисдикцию хватит. Рассказываете о своих делах с Павленко? Мы вам пойдём на уступки и скостим срок за добровольное сотрудничество.

— Я ничего не скажу. И не нужны мне ваши подачки. Я Павленко боюсь больше.

— Как знаете. Отвезите Павла Валерьевича в следственный изолятор, — киваю коллегам.

Заезжаю в отделение, складываю бумаги и отправляюсь на тренировку, хотя вымотан как собака. И пока еду в зал меня не отпускает странное, неприятное чувство. Несколько раз проверяю нет ли за мной хвоста, но ничего подозрительного не замечаю. Видимо, нервы начали сдавать.

Глава 17

Маша

Я так хочу, чтобы Михаил остался, но он уходит. Как мне вести себя с этой странной женщиной? Она меня настораживает. Ни кольца на ней обручального, ни платка. Брюки такие, что всё напоказ. Что она мне важного сказать может?

Но Михаил уверял, что всё будет хорошо, что я должна пообщаться с психологом. Приходится поверить.

Сажусь на кровать и складываю руки на коленях.

— Маша, верно? — интересуется женщина. Киваю. — Машенька, мы с тобой сейчас порисуем. Я знаю, что ты не разговариваешь, поэтому считаю, что так нам двоим, будет комфортнее всего выстраивать наше общение. Ты не против?

Качаю головой. После этого женщина достаёт из сумки листы бумаги и карандаши.

— Нарисуй мне своё детство, — просит.

Я пишу в блокноте, что не умею рисовать.

— Это неважно. Ты можешь изображать что угодно, хоть кляксы. Выбирай нужный цвет и рисуй. Просто изобрази, каким было твоё детство.

Поджимаю губы и беру серый карандаш. Просто первое, о чём я подумала — это встреча с волком. Они серые, а значит и карандаш должен быть этого цвета.

Поначалу не понимала, что делать, но Нина Олеговна не давила, поэтому постепенно на листе появились первые расплывчатые очертания. Я решила воспользоваться её предложением и рисовать кляксами. Отчего-то серых получилось очень много. Даже сама удивилась, когда на лист посмотрела.

Во время рисования постоянно думала о своём проклятии и о том, как родителям тяжело со мной было. Как плакала мама и злился отец. Иногда даже за ремень хватался, чтобы выбить из меня слова.

— Зачем придуряешься? — кричал, когда я в очередной раз отказывалась молитву вслух читать. — Или ты решила против господа нашего пойти?