Иду в ванную и долго стою под горячими струями, пытаясь смыть с себя этот чёртов день. Чувство вины бьёт по грудине наотмашь. Я ведь догадывался, что банда что-то замышляет. Видел глаза главаря, когда старейшина ему отказал. И не подвела меня чуйка. И сколько бы мне ни говорили, что я не виноват, всё равно не смогу себя простить. Недотянул, где-то прокололся. А из-за моей ошибки столько жизней загублено. Как теперь с этим жить?
Хоть я вымотан морально и физически, но заснуть не выходит. То и дело прислушиваюсь к тишине. Хочется пойти, проверить, что делает девушка. Успокоилась ли, заснула ли? Но так и не решаюсь. Она теперь ещё больше меня бояться будет. Я заставил её почувствовать себя беспомощной, напугал своими действиями.
Меня даже мужики побаиваются, особенно те, кто не знает. А тут миниатюрная девчуля. Она же у меня в руках как маленькая пичужка билась. Крошка по сравнению со мной.
Так до утра в своих мыслях и промаялся, не заснув ни на минуту. А как только рассвело, пошёл проверять свою гостью.
Глава 3
Девушка мирно спала, свернувшись калачиком в своём импровизированном коконе. Бутерброды стояли нетронутыми, а вот чай она выпила. Забрал тарелку с чашкой и пошёл готовить завтрак. Заодно вытащил вещи из стиральной машинки и развесил сушиться. А пока придётся девчонке, всё же, в моей рубашке пощеголять.
На кухне она появляется совершенно бесшумно. Я поворачиваюсь, чтобы тарелки на стол поставить, а она стоит в дверях по шею в простыню замотанная. На голове неизменный платок, который как-то сама отыскала. Как только со мной взглядом встречается, тут же глаза в пол опускает.
— Ну, как дела? — улыбаюсь приветливо. Стараюсь голосу мягкости придать. — Почему не поела вчера? Хотя я понимаю, после того, что произошло с тобой, у всякого аппетит отобьёт. Давай, значит, завтракать. Мне бы имя твоё узнать. А то «эй» — обращение не очень вежливое и приятное.
Девушка молча жмётся на пороге, так и не решаясь на кухню зайти.
— И как нам с тобой диалог выстраивать? — вздыхаю. — А его ведь как-то надо выстраивать. Иначе совсем нехорошо выходит. Ты писать умеешь? — вижу едва уловимый кивок. — Напишешь мне своё имя?
Снова кивок.
Хватаю блокнот и ручку с холодильника и кладу на стол. Девушка нерешительно подходит и выводит большими красивыми буквами — Мария.
— Маша, значит, — хмыкаю. — Как в сказке почти выходит про Машу и Медведя. Только сказочная Маша побойчее была. Садись завтракать, Мария, — в очередной раз улыбаюсь, перекатывая на языке её имя. Оно мне нравится. — Медведь тебе каши сварил.
Как-то так повелось, что я всегда ел на завтрак овсянку. Бабушка приучила. А как она умерла, не стал традиции изменять — привык за двадцать с лишним лет. Бабуля у меня строгая была, но мудрая и сердечная. А вся эта строгость только для порядку держалась. Пришлось ей одной меня воспитывать. Мама рано умерла, мне тогда всего четыре года было. Сердце. Врачи рожать ей запрещали, но не послушала она. А отец при исполнении погиб в перестрелке, когда мне десять стукнуло. С того момента мы и остались с бабулей одни против целого мира.
— А чего ты рубашку мою не надела? — пытаюсь выстроить своеобразный диалог. — Не понравилась? В простыне же неудобно.
Девушка поджимает губы, а потом пишет на листке: «нельзя».
— Нельзя, значит, — прихожу к выводу, что немота Маши вызвана, скорее всего, не вчерашними событиями. Складывается впечатление, что девушка давно перестала разговаривать.
— Твои вещи ещё не высохли. Ты так и будешь в простыне ходить?
Маша кивает. Замечаю, что к еде она так и не притронулась.
— Чего не ешь? Что-то не так? Не нравится? Это на вид каша не очень, а на вкус, поверь, вполне себе вкусная. Правда-правда. Меня бабушка научила её варить.
Маша пишет очередное слово: «молитва».
— А-а-а, вон оно что. Я должен прочесть перед едой? — вспоминаю, в каком укладе росла девушка.
Она кивает.
— Но я не знаю, как правильно.
Маша смотрит в стол, так и не подняв на меня глаз. Ни разу прямо не посмотрела. Она закусывает губу и вздыхает.
— Ладно, — сдаюсь. — Благослови, господи пищу эту. Так нормально?
Девушка снова кивает и приступает к еде. Ну, слава богу! Лёд тронулся. Хоть от голода под моим присмотром не помрёт. Но ест Маша без особого аппетита. В итоге половина каши остаётся в тарелке.
— Неужели невкусно? — спрашиваю, внимательно наблюдая за девушкой. Она такая румяная, такая красивая.
Маша зябко ёжится и мотает головой. Вот, и что это значит? Вздыхаю и убираю тарелку.
— Сегодня к тебе должен врач прийти. Из полиции, — поясняю. — Он попытается поговорить с тобой и попробует понять, как можно помочь.
Девушка обхватывает себя руками и усердно мотает головой. Из-под платка толстая коса выбивается, ложась ей на плечо. Невольно любуюсь. Знаю, что неправильно это, не должен я так на Машу смотреть, но ничего не могу с собой поделать.