Медведь и Дракон

— Ты думаешь, капиталисты руководствуются принципами? Им нужны нефть и золото, а тот, кто поставит их по более низкой цене, займёт главное место на рынке. Посмотри, у кого они покупают сырьё, мой старый друг, — у любого, кто готов продавать его. В Мексике столько нефти, а у американцев даже не хватает смелости захватить её. Трусы! Что касается нас, то японцы, как нам стало известно, к сожалению, не имеют никаких принципов. Если они могут покупать нефть у страны, которая сбросила атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки, то делают это и называют свой поступок реализмом, — презрительно закончил Чанг. Автором этой идеи был Владимир Ильич Ульянов-Ленин собственной персоной, который предсказал, не без здравого смысла, что капиталистические страны будут драться между собой за то, чтобы продать Советскому Союзу верёвку, на которой русские потом их и повесят. Однако Ленин не ожидал, что марксизм в его стране потерпит неудачу. Даже председатель Мао не предполагал, что его идеально разработанное политическое и экономическое видение будущего Китая ждёт провал. Это стало очевидным из таких его лозунгов, как «Большой Скачок», который, помимо всего прочего, поощрял крестьян плавить железо у себя во дворе. О том, что шлак, получающийся в результате, не годился даже для производства решёток в домашних печах, старались утаить как от Востока, так и от Запада.

— Увы, фортуна отвернулась от нас, и поэтому нефть и золото принадлежат кому-то другому.

— Пока принадлежат, — пробормотал Чанг.

— Что ты сказал? — переспросил Фанг, не расслышав комментария Чанга.

Чанг поднял голову, прервав ход своих мыслей.

— Что? А-а, ничего, мой друг. — После этого они принялись обсуждать проблемы внутренней политики КНР. Прошло семьдесят пять минут, прежде чем Фанг вернулся к себе. Предстояла обычная работа.

— Минг, — позвал он секретаршу, проходя во внутренний кабинет. Секретарша встала и послушно побежала за ним, закрыв за собой дверь, прежде чем опуститься на стул.

— Новый раздел, — произнёс Фанг усталым голосом, потому что это был продолжительный рабочий день. — Встреча с Чанг Хан Саном, в ходе которой мы обсуждали… — Министр начал говорить, излагая содержание вопросов, которых они коснулись во время встречи. Минг должным образом записывала рассказ Фанга для его официального дневника. Китайцы являются неисправимыми почитателями дневников, а члены Политбюро считают, кроме того, что дневники представляют собой их обязанность (перед учёными, изучающими историю) и личную потребность (для того, чтобы выжить и не погибнуть от козней внутренних врагов). По этой причине они документируют каждый свой разговор по вопросам, касающимся политических проблем и национальной политики, чтобы убедительно продемонстрировать свою точку зрения и осторожное суждение на случай, если один из них совершит серьёзную политическую ошибку. Это означало, что его личный секретарь, как, по сути дела, личные секретари всех членов Политбюро, получал доступ к самым чувствительным секретам страны. Это не имело никакого значения для возможного разглашения государственных секретов, поскольку эти девушки являлись просто роботами, машинами, записывающими и транскрибирующими всё, что слышат, и не больше этого. Впрочем, может быть, несколько больше, подумал Фанг.

Ведь невозможно заставить диктофон делать минет. А Минг делала это особенно хорошо. Хотя Фанг и был коммунистом, но у него всё-таки было сердце, и он испытывал привязанность к Минг, как к любимой дочери… разве что обычно вы не спите со своей дочерью… Его диктовка для занесения в дневник продолжалась двадцать минут, тренированная память воспроизводила каждую значительную деталь разговора с Чангом, который, вне всякого сомнения, делал в этот момент то же самое. Если только Чанг не поддался западной практике использовать для этой цели диктофон, что ничуть не удивило бы Фанга, потому что Чанг, несмотря на все притворное презрение к капиталистам, во многом подражал им.

* * *