Медведь и Соловей

– Ее звали Марфа, – ответила старушка. – Крошка-девонька Марфа. И она была прекрасна как солнечный июньский денек, и к тому же отважная и добросердечная. Вот только матери у Марфы не было: ее матушка умерла, когда она была еще младенчиком. Хотя отец Марфы снова женился, Марфа оставалась без матери, словно настоящая сирота. Потому что, пусть мачеха у Марфы и была хороша собой, как рассказывают, и пекла чудесные пироги, ткала тонкие холсты и варила вкусный квас, сердце у нее было холодное и злое. Она ненавидела Марфу за ее красоту и доброту, и во всем потакала своей родной уродливой и ленивой дочке. Сначала мачеха пыталась превратить саму Марфу в уродину, поручая самую тяжелую работу по дому, чтобы руки у нее стали корявые, спина согнулась, а лицо сморщилось. Вот только Марфа была девочка сильная и, возможно, немного была чародейкой, потому что делала всю работу без жалоб, и с каждым годом становилась все красивее и красивее. И потому ее мачеха… – Тут Дуня увидела, что Алеша снова открывает рот, и добавила: – Дарьей Николаевной ее звали – увидев, что не удается ей сделать Марфу злой и уродливой, решила раз и навсегда избавиться от девушки. И вот как-то раз в разгар зимы Дарья обратилась к своему мужу и сказала: «Муженек, по-моему, пора нашей Марфе выйти замуж».

А Марфа тогда была в избе, пекла блины. Она посмотрела на мачеху с радостным удивлением, потому что та раньше на нее внимание обращала только для того, чтобы отругать. Вот только ее радость быстро обернулась испугом. «И я нашла ей хорошего мужа. Посади ее на сани и отвези в лес. Мы выдадим ее за Морозко, повелителя зимы. Разве может девица мечтать о лучшем женихе? Он же повелитель белого снега, черных елей и серебряного инея!»

Муженек ее, а звали его Борисом Борисовичем, уставился на жену с ужасом. Борис ведь свою дочку любил, а холодные объятия зимнего бога не для смертных девиц. Но, наверное, Дарья и сама немного ворожить умела, потому что муж ни в чем ей отказать не мог. Со слезами посадил он дочку на сани, завез в глухой лес и оставил у большой ели.

Долго девушка сидела одна, тряслась и дрожала, и замерзала все сильнее. Наконец она услышала громкий топот и треск. Подняла она голову и увидела, что сам Морозко к ней идет: скачет между деревьев и прищелкивает пальцами.

– Но какой он с виду? – спросила Ольга.

Дуня пожала плечами.

– Что до этого, то все разное сказывают. Кто-то говорит, что он просто холодный трескучий ветер, шелестящий между елей. Другие говорят, что он – старик на санях, со сверкающими глазами и ледяными руками. А еще другие твердят, что он похож на воина в расцвете сил, только одет во все белое и оружие у него изо льда. Никто не знает. Но что-то пришло к Марфе, пока она там сидела: ледяной ветер ударил ей в лицо, и стало ей еще холоднее. А потом Морозко заговорил с ней голосом зимней вьюги и бурана: «Тепло ли тебе, красавица?»

Марфа была девушка воспитанная и все свои беды сносила, не жалуясь, и потому ответила: «Тепло, спасибо, государь Морозко». Тут демон хозяин зимы захохотал – и ветер стал еще сильнее. Верхушки деревьев застонали, а Морозко снова спросил: «А теперь? Тепло ли тебе, милая?» Хоть Марфа едва могла говорить от холода, она снова ответила: «Тепло. Мне тепло, спасибо». Тогда начался настоящий буран: ветер выл и хлестал по лицу так, что бедняжка Марфа уже ждала, что ей всю кожу сорвет. Но Морозко уже больше не смеялся, и когда он снова спросил: «Тепло ли тебе, моя милая?», она ответила, еле шевеля закоченевшими губами, хоть у нее в глазах уже стало черным-черно: «Да… тепло. Мне тепло, государь мой Морозко».

Тогда тот восхитился ее отвагой и сжалился над ее бедой. Он завернул Марфу в свою шубу из синей парчи и посадил на сани. Выехав из леса, он высадил девушку у дверей избы: она так и осталась в великолепной шубе, а в руках держала шкатулку с самоцветами, золотыми и серебряными украшениями. Снова увидев дочку, отец заплакал от радости. А вот Дарья и ее дочь пришли в ярость при виде Марфы, богато одетой и сияющей, да еще и с княжескими богатствами. Так что Дарья повернулась к мужу и сказала: «Муженек, быстрее! Вези мою дочку Лизоньку на своих санях. Те подарки, что Морозко дал Марфе, померкнут рядом с теми, что подарит он моей дочке!»

Хоть в душе Борис и был против этой глупости, он посадил Лизу на сани. На девушке было самое нарядное платье, куталась она в теплые меховые шубы. Отец завез ее далеко в лес и оставил под той же елью. Лиза тоже просидела там долго. Она стала уже сильно замерзать, несмотря на шубы, когда Морозко, наконец, вышел из-за деревьев, прищелкивая пальцами и чему-то смеясь. Пританцовывая, он подошел прямо к Лизе и дохнул ей в лицо – и дыхание его было северным ветром, который промораживает до костей. Он улыбнулся и спросил: «Тепло тебе, милая?» Дрожа всем телом, Лиза ответила: «Конечно, нет, дурень! Неужто не видишь, что я помираю от холода?»