АЛЕКСЕЙ. Это просто ветер. Там никого не было.
АНАСТАСИЯ. Ну конечно, ветер. Лейтенант зюйд-вест.
АЛЕКСЕЙ
АНАСТАСИЯ. Да, да. Простого зюйд-веста не послали бы. Только старший.
АЛЕКСЕЙ
АНАСТАСИЯ. Хочешь, я расскажу тебе, что мне на самом деле снится?
АЛЕКСЕЙ. Хочу.
АНАСТАСИЯ. Чаще всего мне снится, будто мы с тобой играем в лаун-теннис.
АЛЕКСЕЙ. Ты же знаешь, я никогда не играл хорошо в лаун-теннис. Мне не позволяли.
АНАСТАСИЯ. А в моем сне ты играл очень хорошо. Давай сыграем партию, пожалуйста, мне так хочется!
АЛЕКСЕЙ
АНАСТАСИЯ. Прости меня.
АЛЕКСЕЙ. Помнишь, какой вкусный хлеб был раньше?
АНАСТАСИЯ. Я не любила хлеб.
АЛЕКСЕЙ. Я тоже не любил.
АНАСТАСИЯ. Одна Ольга любила хлеб, больше никто. Мама говорила, что любит, но она не любила, я знаю.
АЛЕКСЕЙ. Этот хлеб невкусный.
АНАСТАСИЯ
АЛЕКСЕЙ. Помню. Мы придумывали для себя разные истории.
АНАСТАСИЯ. Ты придумывал, будто твой прибор — это военный корабль, а овсянка — это флот противника, и ты должен его уничтожить.
АЛЕКСЕЙ. А ты придумывала, будто овсянка — это волшебное зелье, если съешь его до последней капельки, станешь самой красивой на свете и научишься летать.
АНАСТАСИЯ. Придумай что-нибудь про этот бутерброд.
АЛЕКСЕЙ. Я придумаю, что это эклер.
АНАСТАСИЯ. Вкусно?
АЛЕКСЕЙ. Очень.
АНАСТАСИЯ
АЛЕКСЕЙ. Я думаю, если мы будем вести себя правильно, они нас отпустят.
АНАСТАСИЯ. А потом? Куда мы пойдем, когда они нас отпустят?
АЛЕКСЕЙ. Я пойду на фронт. Ведь под Могилевом немцы.
АНАСТАСИЯ. Я тоже пойду на фронт, сестрой милосердия.
АЛЕКСЕЙ. Ты никогда не хотела быть сестрой милосердия. Когда мы играли в войну, ты хотела быть казачьим атаманом.
АНАСТАСИЯ. Да, правда, я забыла.
АЛЕКСЕЙ. Ты рисовала себе во-от такие усы.
АНАСТАСИЯ. Да, да.
АЛЕКСЕЙ. Мы разобьем немцев. В военной стратегии самое главное — все время развивать. Если бы мы развивали после Брусиловского прорыва, сейчас бы под Могилевом были мы, а не они. Я буду развивать, и меня произведут в генералы.
АНАСТАСИЯ. А потом?
АЛЕКСЕЙ
АНАСТАСИЯ. Да, ты прав.
АЛЕКСЕЙ. Будет трудно, но я должен справиться.
АНАСТАСИЯ. Ты справишься.
АЛЕКСЕЙ. Я распоряжусь, чтоб у каждого к ужину был эклер.
АНАСТАСИЯ. Ты говоришь, как Мария-Антуанетта.
АЛЕКСЕЙ. А как она говорила? Я забыл.
АНАСТАСИЯ. Она сказала: если у них нет хлеба — пусть едят пирожные.
АЛЕКСЕЙ. А, да-да. Бедняжка. Но у нас будет не так. Кто любит хлеб, тот будет сколько захочет есть хлеб, а кто любит пирожные — будет сколько захочет есть пирожные.
АНАСТАСИЯ
АЛЕКСЕЙ
АНАСТАСИЯ. А что мы сделаем с ними?
АЛЕКСЕЙ. С кем?
АНАСТАСИЯ. С ними. Ну, со всеми. Кто убил папу и маму, и всех…
АЛЕКСЕЙ. Мы их казним. Это будет нелегко. Но я должен справиться.
АНАСТАСИЯ. Ты справишься.
АЛЕКСЕЙ. Нужно будет заказать в Париже гильотину.
АНАСТАСИЯ. Нет, лучше зашить их в медвежьи шкуры и скормить собакам.
АЛЕКСЕЙ. А потом колесовать на площади.
АНАСТАСИЯ. Или сначала колесовать.
АЛЕКСЕЙ. А потом посадить на кол.
АНАСТАСИЯ. Сперва выколоть им глаза.