Медведи и Я

— Вон сколько миль мы отмахали по снегу, а каково было бы продираться через подлесок и заросли чертова когтя! — частенько повторял Ларч, вспоминая, как трудно приходится путнику летом в нехоженых канадских лесах. В конце февраля разыгралась такая непогода, что нам пришлось засесть дома, и мы занялись изготовлением мебели и разных «предметов роскоши» для меня и для Ларча; мы мастерили корзины для белья, хлебные доски, подставки для обуви, вручную обрабатывая сухие осиновые и сосновые бревна. Когда уже нечего стало мастерить, мы принялись делать заготовки для будущих надобностей. Стук молотков и рубанков, звон пилы не тревожил медведей. Изо всех благ цивилизации мне больше всего недоставало комода; однажды, когда разыгралась метель, мы этим занялись, и пока она не улеглась, все время потратили на удовлетворение этой прихоти. Я обзавелся-таки комодом, который, по меркам дикого севера, оказался совсем недурным образчиком для домашнего обихода. Ларч был знаток не только по части лесных наук, он был еще и мастером на все руки и умел искусно обращаться с молотком, пилой, рубанком и стамеской.

Увлекательной и приятной работы было гораздо больше, чем времени для ее исполнения.

— Трудолюбие, как и счастье, — продукт культуры, — сказал однажды Ларч.

Однако не всегда мы испытывали благородное влечение к труду. Иногда мы праздно сидели у очага и, созерцая игру пламени, рассуждали о великих тайнах мироздания: например о том, есть ли жизнь после смерти, о предначертаниях судьбы и первородном грехе. Не раз в связи с высказанным кем-нибудь из нас туманным предположением ставился вопрос об очевидных практических преимуществах и вероятном моральном уроне, который ожидает нас, если мы вывезем из Форт-Сент-Джеймса и поселим у себя двух индейских скво, чтобы скорее разделаться с работой, которой почему-то ужасно много скопилось под конец зимовки.

Обругав глубокие снежные заносы, из-за которых Форт-Сент-Джеймс отодвинулся на недосягаемое расстояние, и посетовав на мои священные обязательства в отношении трех медведей, мы неизменно кончали тем, что основательно прикладывались к драгоценным запасам черного ямайского рома Мейера, который мы клялись тратить бережливо и потреблять умеренными порциями. На другой день Ларч задавал нам обоим какую-нибудь замысловатую и ненужную работу, и мы что-нибудь мастерили или перелопачивали целые горы снега.

Годовики проснулись

По утрам на деревьях и кустах еще лежал иней, но все же после равноденствия морозные оковы зимы рухнули. При ясной погоде между девятью и десятью часами вечера на небе, словно пьяная радуга, плясали сполохи северного сияния. Разноцветные вспышки обыкновенно сопровождались гудением, как будто работает электрический мотор, иногда этот шум переходил в потрескивание электрических разрядов, которые при поглаживании сыплются в сухую погоду из кошачьей шерсти. Не менее поразительна была полная тишина, которая во время этих небесных феерий охватывала все живое, свидетельствуя о том, что это дивное зрелище должно вызывать у животных либо страх, либо изумление. После северного сияния мороз обыкновенно смягчался и температура поднималась до , а при пасмурной погоде вместо снегопада на нас лился дождь.

Во второй половине марта медвежата стали часто шевелиться, ворочаться, скулить и почесываться, однако из логова еще не вылезали. В страстную пятницу Расти вечером выполз из конуры, пять-шесть раз зевнул, уселся на полу возле моего стула и прислонился к моим ногам. Потом он стал тыкаться мордочкой в мою ладонь, прося, чтобы его почесали. Тогда я понял, что он окончательно проснулся. Как же он вырос за это время! Назавтра объяснилось, отчего не спалось медвежонку: в субботу с юго-запада налетел чинук и продолжал дуть все пасхальное воскресенье. Началась ранняя оттепель, зазвенела капель, всю ночь с треском обрывались и падали сосульки. Вдалеке с грохотом, похожим на раскаты грома, рушились с утесов Оминеки снежные карнизы и ледяные козырьки. Приоткрыв дверцу, я заглянул в медвежью конуру; Дасти и Скрёч заворчали спросонья, еле продирая глаза. Они отказались от приглашения и не вышли посидеть вместе с нами у печки.

Сразу же вслед за оттепелью разразилась пурга, ее принес северный ветер с просторов Ледовитого океана, оттеснив к югу теплые воздушные массы чинука. Громадные клочья густого и студеного тумана два дня, клубясь, носились в воздухе, пока не заморозили все на своем пути; деревья трескались с силой приглушенных пушечных выстрелов, всевозможные напасти свалились на пробудившееся ото сна лесное зверье. Пока дул чинук, с озера несколько раз доносился протяжный скрежет; но пурга снова сковала треснувший было лед. Ларч заранее предсказал, что на пасху надо ждать перемены погоды, теперь нам нельзя было навещать друг друга, пока не вскроется озеро.