Медведки

— Точно, — он шумно вздохнул, — сплошное вранье. Придумать ничего толкового не могут, сценаристы, блин, сидят там, жизни не видели. Слушай, Серега сказал, ты вроде писатель, нет?

— Ну? — сказал я. В последнее время я полюбил это краткое выразительное слово.

— Хочешь, сюжет продам? Крутой сюжет. Гони тыщу баксов, а я тебе сюжет.

— Вася, — сказал я, — я сейчас не при деньгах.

— Ну, давай гонорар поделим. Пополам. Ты как?

— Пятнадцать процентов. Больше никак, Вася.

— Ладно, — он опять вздохнул, он чем-то напоминал мне большое морское животное, они так дышат, с шумом и через одну ноздрю, — Под честное слово. Твое слово, мое слово. Заметано? Главное, чтобы люди знали, как оно бывает.

— Давай, Вася, — сказал я и тоже вздохнул.

— В общем, у нас был такой крутой в девяностых. Сильный человек. Его так и звали — Царь. Держал несколько десятков точек на районе.

— Это где?

— В Томске же. Очень сильный был, все уважали. А тут приехали чужаки из Хакасии. И начали на него давить — отдай бизнес. Он уже к сыну в институт телохранителей, к дочкам, они в гимназии учились, телохранителей, «мерс» с бронированными стеклами прямо к школьному крыльцу, потом вообще учителей на дом стал звать, так еще и в прихожей поставил металлоискатель, обыскивал. Но хакасы эти давят, давят, Царь уж извелся весь, везде ему киллеры с глушителем мерещатся. Наконец дошел до края, говорит, ладно, давай, на стрелку, мол, чтобы все как у людей. А у этих пришлых, хакасов этих, был такой Гагуа. Здоровенный мужик, он на заказ себе все шил, такой здоровый. И они его, значит, всегда возят с собой и говорят — хотите дело решить миром, вот пускай кто-то из ваших против нашего Гагуи выйдет... Если живым уйдет, ваш бизнес. Положит Гагую, еще отступного дадим. Вас не тронем, никого не тронем, сами уйдем, слушай.

— Хакасы?

— Ну, предположим. На самом деле не хакасы они были, если честно. Они из Биробиджана были. Ты дальше слушай. Тут еще какое дело, покровительствовал ему вроде один из мэрии, Царь ему отваливал какой-то процент с доходов. Но когда до разборок дошло, этот, из мэрии, вмешиваться не стал, к тому ж Царь обнаглел вроде и процент урезал, но это я не к тому. Но тут Царь все же собрался, идет к этому, из мэрии, на прием, высиживает в приемной, значит, секретутка не пускает его, говорит, Самуил Ильич занят. Занят он, как же! Наконец прорывается Царь к нему, а тот и говорит — разбирайся сам. Сучара такая. Он же сам его фактически спонсировал, Царя, начальный капитал дал.

Царь от тоски в запой ушел. Сидит, значит, «Хеннесси» квасит, как вот мы сейчас. И тут просится кто-то к нему на прием, а холуи не пускают. Он и говорит, пустите, мол, все равно пропадать, так хоть выпить с кем будет, не с вами же, уродами, пить. И входит, значит, на его секретную хату пацан, он у Царя на точке работал. Простым продавцом, посменно, и говорит — тут у вас толковище намечается, давай я, что ли, пойду. А Царь, хотя бабу имел и сына с дочками, надо сказать, мальчиками не брезговал, а этот красивый был, хрупкий, тоненький. На скрипочке учился. Царь на него смотрит, говорит, ну куда ты против этого Гагуи пойдешь? Он же карате владеет, Гагуа...

— А мальчика звали Додик, — сказал я.

Он вытаращился на меня.

— Откуда ты знаешь?

— За кого ты меня держишь? — спросил я. — За лоха позорного?

Он помолчал, сосредоточенно наморщив лоб, потом разлил по бокалам остатки коньяка.

— Мудак ты, а не писатель, — сказал он горько, — настоящий писатель за такую тему сразу бы ухватился.

— Юзаная тема, брат. Тыщи лет как юзаная.

— Ты ничего не понимаешь. Это было библейское время. Библейское! Это были битвы королей. Как это... И они убили всех, мочащихся к стене. Мужиков, то есть. Только ты лопухнулся, брат, его не Додик звали. Его звали Деня. Денис.

— Но он потом возглавил дело? — примирительно спросил я.

— Да, и Царя спихнул. На Царя в мэрии зуб имелся, говорю же, конченый был Царь. Совсем свихнулся под конец. Своих давить начал. Не будешь писать?

— Подумаю, — сказал я, — тема хорошая. Подумаю. Ты мне визитку оставь.

И впрямь, подумал я, битвы королей. Златые цепи, малиновые пиджаки. Пурпур и виссон. И кедр ливанский. И умер Саул, и три сына его, и весь дом его вместе с ним умер.

— Вон того мужичка видишь, брат? — я кивнул в сторону родственника Вити, Ритиного мужа, который стоял рядом с могучей тетей Лизой, втянув голову в плечи и растерянно улыбаясь. Свет тысячи солнц играл на его лысине.

— Ну? — спросил Вася. Похоже, это тоже у нас семейное.

— Помочь ему надо. Наехал на него кто-то. Вообще-то он мудак, сам видишь.

— Ну, — сказал Вася.

— Но родственник же. Ты бы поговорил с этими, брат, которые на него наехали. Может, миром уладить как-то?

— Поможем, — сказал Вася, — поговорим.

Он поставил бокал на столик и повернулся к несчастному Вите. Теперь у Вити, Риточкиного мужа, будет крутой родственник. Башня ливанская, а не родственник. Витя его не заслужил.

— Спасибо тебе, брат, — сказал я ему в широкую спину.

Рогнеды по-прежнему не было видно. Так сюда рвалась, а теперь бродит хрен знает где.