Дома у нее были удобные кресла. Не то что в кабинете.
— Чаю? Кофе?
— Если можно, кофе, — издалека, из кухни доносился звон посуды, я решил, что там трудится молодая не очень красивая горничная в передничке, но к нам вышел широкоплечий молодой человек, держа на огромных руках серебряный поднос. На подносе чуть подрагивали тончайшие бело-синие чашки. ЛФЗ, узор «тетерева», если я не ошибаюсь. Такие считались неплохим подарком еще в советские времена. Плюс сахарница и молочник. Это вам не дулево с его цветастыми огромными заварочными чайниками. Питер, культурная столица.
— Спасибо, Дима. Можете идти, — сказала она властно.
И, хотя я ни о чем не спрашивал, пояснила:
— Это мой курсант. У него пересдача.
Курсант был в футболке, синих адидасовских тренировочных и без носков.
Я пожал плечами. Левицкая славилась своим темпераментом не меньше, чем своими бриллиантами.
— Это мой последний курс, — сказала она, — больше не будет. Неважно. У нас с вами, кажется, есть о чем поговорить.
Она сидела неподвижно, сложив руки на коленях, и я разлил по чашкам из серебряного кофейника. Диме вполне можно было засчитать пересдачу. Кофе был хорошим.
— Эмма Генриховна, — сказал я, — я не меньше вас заинтересован в том, чтобы найти Сметанкина.
Она моргнула. Глаза у нее были накрашены. Но тушь на ресницах слиплась, и потому они торчали, как иголочки.
— Этот интерес у меня, как и у вас, очень личный.
Она чуть приподняла брови. Сегодня на ней был лишь бриллиантовый кельтский крест на цепочке. Почему кельтский? Она же не готка!
Наверное, тоже кто-нибудь подарил.
— Вы, наверное, заметили, что за столом в «Палас-отеле» я сидел рядом с некоей девушкой...
— Нет, — сказала она, — не заметила.
Еще бы. Такие, как она, не очень-то замечают девушек. Да и до меня ей было мало дела. Ей было дело только до Сметанкина.
— Неважно. Так вот. Она родственница Сметанкина.
Во всяком случае, она так утверждает, подумал я.
— И я хочу ее найти. Я люблю ее, понимаете?
— Более-менее понимаю, — сказала она.
На самом деле она, наверное, никогда никого не любила в прямом смысле этого слова. Обходилась без этого.
— В связи с этим у меня есть несколько вопросов. Но они... несколько личные.
— Ничего, — сказала она, — это не страшно. После этого приема в «Палас-отеле» у меня уже нет ничего личного. Спрашивайте.
— Скажите, вы следили за судьбой Сережи постоянно? От его рождения до появления здесь?
Она покачала головой. Седые волосы плотно прилегали к черепу, и я с ужасом и жалостью увидел, что сквозь них просвечивает розовая кожа.
— Нет, — сказала она, — на какое-то время я потеряла его из виду.
— На какое?
Она потерла лицо ладонями. Сверкнули бриллианты.
— Надолго, — призналась она наконец. — Ему было лет десять. Одиннадцать. Не помню. Да, я в этот год защитилась, значит, одиннадцать. Я позвонила им, в администрацию, по межгороду, и мне сказали, что год назад в детдоме был пожар. Никто не пострадал, но сгорело одно крыло здания, и часть детей перевели в другие учреждения. И Сережу вместе с ними. Я спросила куда, но они сказали, что там какая-то путаница с документами, не помню.
Она, получается, звонила в детдом раз в год. А то и реже.
— Я пыталась навести справки, но все время были другие, более важные дела. Тогда мне казалось, что были другие важные дела.
— Но как вы тогда узнали, что это именно он? Я имею в виду, когда он сюда приехал?
— У меня связи шире, чем тогда. Я попросила навести справки. Мои друзья в Красноярске позвонили в паспортный стол. Это он. Сергей Сергеевич Сметанкин, до последнего времени проживал в городе Красноярске на улице...
— Мангазейской?
Она удивилась:
— Откуда вы знаете? Впрочем, да. Вы же были близки.
— А можно точный адрес?
— Зачем? — опять удивилась она. — Ах да. Девушка. Знаете что? Может, это к лучшему. Вы ведь собираетесь туда? Очень хорошо. Я оплачу поездку. Вы... поговорите с ним. Скажите ему, чтобы приехал. Хотя бы ненадолго. Он ведь, кажется, привязан к вашему отцу.
— Был привязан.
— Ах, да. Мне говорили. Соболезную. Так вот, его адрес.
Папа ее тоже не интересовал. Понятно, что она сделала такую карьеру, — ее вообще не интересовали люди. Только цели.
Она достала из роскошной визитницы квадратик, на котором аккуратным почерком было написано: «Сметанкин Сергей Сергеевич, г. Красноярск, ул. Мангазейская, дом 8, кв. 21».
Я перевернул карточку. Это была визитка одного из самых известных в городе гинекологов. Даже я его знал.
Почему я сказал «Мангазейская»? Рогнеда ведь говорила, он давно с ними не живет. Что он бросил их, когда она была еще маленькая. Тут что-то не так. Впрочем, тут все не так. Надо бы мне купить хороший пуховик и ботинки на гортексе. Там, наверное, уже зима.
— Почему Сергей Сергеевич? — спросил я неожиданно для себя.
— Его отца звали Сергеем. Скажите ему...
Она вздохнула и на миг закрыла глаза, словно прислушиваясь к себе.
— Скажите ему, чтобы он поторапливался.