Медведки

Ну а чего я, собственно, ожидал? Что, если я упаду, если в пути пропаду, он вскроет этот конверт и начнет расследование на свой страх и риск, как это бывает в американских боевиках? Или что он отнесет егов областную газету и там отважный журналист…

Но конверт попадет в милицию, а Сметанкин наверняка имеет там свою руку. Иначе бы он не отважился затевать аферу такого размаха.

— Не расстраивайтесь, — сказал Леонид Ильич, — я зайду вечером. Проверю, как у вас дела.

— Не стоит беспокоиться. Но все равно спасибо.

Мини-маркет в десяти минутах ходьбы, плюс минут десять на покупки, плюс небольшая очередь у кассы, там всегда очередь у кассы. Минут пять у меня есть.

Лаковую сумочку-конверт на длинном ремешке она взяла с собой. Документы ее наверняка там, она же не дура. Но она же держит в рюкзаке хотя бы что-то, что может помочь установить ее личность? Откуда она приехала, в конце концов? И приехала ли вообще?

Я расстегнул все застежки, но рюкзак вдобавок был стянут по горловине черным шнурком. Я ослабил шнурок, но чтобы основательно там порыться, нужно было вывалить все на пол. Вещи она затолкала бесформенным комом, черное шерстяное, черное бархатное, черное скользкое на ощупь, как змеиная шкурка. Пальцы наткнулись на коробочку — может, лекарства? Хитрые снотворные таблетки? Клофелин?

Когда я извлек ее на свет, оказалось, это пачка презервативов.

Сколько ей на самом деле лет?

— Положи на место, — сказала она, — это не для тебя.

Она стояла в дверях — я забыл, оказывается, закрыться изнутри.

В обеих руках — по набитому пластиковому пакету.

Я молчал.

Она прошла в кухню и стала выгружать содержимое пакетов — я слышал, как она чем-то шуршит и что-то роняет. Я прошел следом.

— Я помидоры купила, — сказала она, — и огурцы. У вас дешевые овощи. Дешевле, чем у нас. Еще лук купила. И постное масло. И зелень.

И крабовые палочки. Будешь салат с крабовыми палочками?

— Буду, — сказал я.

— Еще колу купила. Диетическую.

— Не хочу, — сказал я, — спасибо.

— Боишься, что я туда что-то положила? Отраву какую-нибудь? Я видела, как ты вчера смотрел, когда я чай заваривала. Надо было в жестянках купить. Хотя, если жестянка, ее, наверное, тоже можно заправить. Проткнул шприцем и закачал чего хочешь. В крабовые палочки тоже можно отраву положить. Я читала, у Агаты Кристи, там служанка всех отравила. Или нет, это муж жену отравил. Не помню, но какой-то приправой, в огороде собрали, что ли?

— Кончай дурака валять, — сказал я, — вот вызову милицию, и пускай они разбираются, кто ты на самом деле.

Получилось неубедительно. Она так и сказала:

— Не вызовешь. А вызовешь — скажу, что ты меня на трамвайной остановке подцепил и всю ночь издевался с особым цинизмом. Кому поверят?

Я сказал:

— Не знаю.

Она тем временем делала салат, быстро и умело. Крошила зелень, резала помидоры, морщась и вытирая слезы тыльной стороной ладони, рубила лук на старой поцарапанной доске — я никогда ею не пользовался.

— Что тебе от меня нужно?

— Ничего, — сказала она, — ничего. Правда. Ты думал, я тебе соврала? Но я правду сказала. Иногда надо правду говорить. Это работает. Если не очень увлекаться, конечно.

— Ты соврала моему папе. Что я жил с твоей матерью, приставал к тебе, потом бросил вас, гад такой. Зачем?

— Папа твой зануда, если честно, — сказала она, — адрес твой не хотел давать. А когда я его про пригласительный спросила, сказал, что у них с какой-то тетей Лизой один на двоих. А тебя он ненавидит. Потому что ты холодный и неродственный. И вообще лузер. Я и подумала, так он скорее расколется. Ну и наплела ему.

— Вот спасибо!

— Ты ничего не понимаешь. Он тебя так больше уважать будет. Одно дело — сын унылое говно, другое дело — бабник и сексуальный маньяк.

Она скрутила голову у бутыли с подсолнечным маслом и щедро полила салат.

— Смотри, как красиво! Зеленое, красное, золотое… Еще сейчас я крабовые палочки покрошу, брынзу порежу…

— Красиво, — согласился я.

— Продукты надо по сочетанию цветов подбирать. Тогда и вкусно будет. Если цвета гармонируют. Это я сама догадалась — у нас всякие овощи не очень-то умеют готовить, так, крошат все в одну кучу, майонезик туда…

Она скорчила гримаску.

— Где — у вас? — на всякий случай спросил я.

— Я ж говорю, в Красноярске. Подловить меня хочешь? Ты не думай, я и правда его дочка. Только я хочу ему это в бесстыжие его глаза сказать. Чтобы все слышали. Ты, я надеюсь, ему меня не сдал?

— Не сдал, — сказал я, — нет.

Я не сказал ей, что не сдал ее только потому, что Сметанкин отключил телефон.

— Он семью хочет. А не может. Он импотент, понимаешь? В каком-то смысле. Не умеет семейные отношения выстраивать. Не научился. Ходит, все вокруг себя крушит, как голем. А мечтает об идеальной семье. Затея эта дурацкая. Ну какие это родственники? Он же их ни разу в жизни не видел!

Она перемешала салат большой деревянной ложкой, которой я тоже никогда не пользовался. А Валькина жена, выходит, пользовалась. Вон ложка вытертая вся.

Положила мне щедрую порцию салата.

Почему я никогда не делал себе такой салат? Это же вроде просто готовится.

— Спасибо, — сказал я и продолжал стоять.