Медведки

Я зажмурил глаза. Вот открою глаза, освободившись от ментального контроля, а между гостями ходят мокрые блестящие монстры. Но когда открыл, то в остром свете белых ламп передо мной, как розовый воздушный шарик, маячило, всплывая и покачиваясь, очередное незнакомое лицо. Еще один родственник.

— Вы кто? — спросил я. — Тимофеев или Доброхотов?

— Я Цыдыпов, — сказало лицо, — Иван Доржович Цыдыпов.

— Тоже родственник?

Вроде никаких Цыдыповых я Сметанкину не измышлял.

— Нет. — Он вздохнул и переместился. Теперь он стоял рядом со мной, я видел аккуратно подстриженный черный висок и большое азиатское ухо. Точно, не мой родственник.

— Тогда кто?

— Видите ли, — сказал Цыдыпов, — все достаточно сложно. Ваша прапрабабушка, урожденная Скульская, вторично вышла замуж.

— Да, — согласился я и покачал бокалом, отчего пузырьки в нем забегали быстрее, — за профессора географии. Хржановского.

— Кржижановского, — поправил он. — Станислав Леонидович Кржижановский, востоковед.

— Знаю, — сказал я, — неоднократно ходил в Тибет. Искал Шамбалу. Не вернулся из последней экспедиции.

— Не Шамбалу, — сказал Иван Доржович, — Шамбала — это для непосвященных.

— Вот как? — сказал я вежливо.

Музыканты перестали играть. Сметанкин взошел на эстраду и что-то говорил в микрофон. Наверное, рассказывал родственникам, какие они у него замечательные. Родственники, постепенно скапливаясь у эстрады, слушали и аплодировали. Цыдыпов остался на месте. Ну да, он вроде сам сказал, что не родственник, ему не обязательно.

Дело явно шло к тому, что распахнутся двери в другой зал и все пройдут к столу. Таблички, надо же.

Куда, черт возьми, подевалась Рогнеда?

— Вы знаете, это очень интересная фигура — Кржижановский. Он ведь был знаком с Гурджиевым. Был, можно сказать, его учеником. В первую свою экспедицию ходил с ним. И с геологом Соловьевым. Слышали что-то о Гурджиеве?

— Что-то слышал, — сказал я.

— Гурджиев искал Агарту. Тогда, в восемьдесят девятом, они вышли из Иркутска. Прошли на юго-запад Тувы, перевалили хребет Цаган-Шибэту, потом вниз по руслу Селенги. В Гоби уклонились от караванного пути. Соловьев погиб в пустыне, но Гурджиев выжил. И Кржижановский, совсем еще молодой, тоже выжил. И вот там…

— Ну?

— У нас, людей, нет слов, чтобы описать все это. Сам Гурджиев пишет об этом очень смутно. Уклончиво. Вы понимаете, там все полно иного смысла. Но они его нашли. Огромный подземный город, населенный сидхами. Нелюдьми. Могущественными, правящими миром.

— Агарту?

Я подвинул ему бокал. Сам я пить больше не мог. Пузырьки шампанского уже, кажется, лопались у меня в ушах. Лопались и гудели.

— Я не пью, — сказал Цыдыпов.

Я забрал бокал обратно.

— Зыкински, — сказал я.

— Что?

— Ну как бы круто. Прадедушка нашел Агарту. Но вы одно забыли. Одну очень важную вещь.

— Да? — спросил он насторожено. Восточное ухо шевельнулось. Как у волка, ей-богу.

— Вы забыли про Аненербе, — сказал я.

Он резко повернулся ко мне:

— Откуда вы знаете?

— Без Аненербе никак. Всегда должно быть Аненербе.

— Да, — сказал Цыдыпов. — Вы правы. Похоже, Гурджиев во время своих странствий встречался там с фон Зеботтендорфом, мистиком и основателем общества Туле. И профессор, ну тогда еще не профессор, Кржижановский — тоже. И совместно с Гурджиевым, и позже. Последний раз, скорее всего в девятнадцатом году, когда им удалось еще раз побывать в Агарте. Эрхарт, спутник фон Зеботтендорфа, вернувшись, забыл человеческие языки. Там, где он был, они не нужны. То, что он пытался рассказать…

— Очень смутно? — предположил я.

— Да. Там, в пустыне, где Время становится Пространством, а Пространство — Временем, он встречался с неведомыми существами. Говорил с ними.

— Очень увлекательная история, — сказал я, — помню, я что-то читал.

— Между национал-социалистами и коммунистами тогда шла настоящая тайная война — кто первым войдет в Агарту. На чью сторону станут сидхи. Но сидхи никогда не бывают ни на чьей стороне, вот в чем дело!

Сметанкин закончил говорить, широко раскинул руки, словно обнимая всех, и соскочил с эстрады. Двери в ресторанный зал распахнулись, и родственники потянулись туда. Я подумал, раз там расставлены таблички, я могу не торопиться, хотя еда остынет. Цыдыпов тоже не спешил — он пренебрегал грубой земной пищей.

— Зато они следят за судьбой избранных. Профессора Кржижановского красные подозревали в шпионаже в пользу немецких мистиков. Насельники Агарты предупредили его. Он пошел к ним. Забрал жену и пошел. И не вернулся. Уверяю вас, он и посейчас там живет. В Агарте времени нет.

— Простите, — сказал я, — а какое вы к этому имеете отношение?

— Я его потомок, — сказал Цыдыпов.

— Профессора Хржановского?

Короткие ноги, раскосые глаза. Золотые зубы. Совершенно непрофессорский вид.

— Кржижановского, — поправил Цыдыпов. — Когда он был в первой своей экспедиции… с Гурджиевым… в одном бурятском стане.

— Молодая бурятка? Красавица?

— Не молодая, — сказал Цыдыпов, — и не красавица. Просто так получилось.

— И что? — спросил я. — Иван Доржович, зачем вы мне все это рассказываете?