Медвежатник

— Ваше высокоблагородие, помилуйте, Христа ради! — запротестовал Яшка, едва ворочая языком. — То не хмель, ваше высокоблагородие, то отрыжка после вчерашнего. Мне бы на свежем воздухе малость поваландаться, так я мигом в норму приду.

— Скотина ты безобразная, Яков Сергеевич, — душевно укорил Григорий Васильевич. — Да не дыши ты так на лошадь, а то и она вместе с тобой с копыт долой. А мне еще до бани добираться нужно, не ровен час, перевернешь повозку где-нибудь на дороге, мне такая шалость без надобности.

— Григорий Васильич, помилуйте! — взмолился кучер.

— Ладно, черт с тобой, — махнул генерал рукой. — Довезешь меня до бани, — произнес он, удобно располагаясь в экипаже, — а там езжай к себе да проспись как следует. Ты мне часа через три будешь нужен. Сегодня прием у княгини Гагариной.

— В сей же миг домчу, Григорий Васильевич. Вы и ахнуть не успеете, как я у баньки буду.

— И еще одна просьба, любезнейший, — ты уж больно не ори, когда к бане подъедешь. Все-таки не в департамент еду, а в баню, а стало быть, я лицо частное.

— Сделаю все в лучшем виде, — пообещал Яшка и, пьяно икнув, тотчас позабыл про свое обещание и заорал, будоража сочным басом округу: — Расступись, окаянные, ваше высокоблагородие ехать изволит!

— Тьфу ты! — сплюнул Аристов, но одергивать кучера не стал.

Лошадки лихо пронеслись от Москворецкого моста до Яузы, затем промчались по Котельнической и Новоспасской набережным и, взбивая песчаную пыль над булыжной мостовой, свернули в сторону дворянских бань.

Аристов чертыхнулся, подумав, что из-за пьяного кучера ему придется не только волочить свой небольшой чемоданчик с чистым бельишком, но еще и приглядывать за вещичками в помещении бани.

Хозяином дворянских бань на Новоспасской набережной был малоулыбчивый хроменький мужчина пятидесяти лет с редкой фамилией Охабень. Поговаривали, что лет двадцать назад он возглавлял бригаду банных воров, и хозяева бань, дабы не ссориться с могущественным синдикатом, платили им откупную. Через несколько лет он сумел сколотить себе небольшое состояние и выкупил бани.

Охабень считался одним из самых удачливых хозяев. В его банях кроме должной опрятности наличествовал порядок — молодые половые кланялись каждому вошедшему, как если бы он их радовал рублевыми чаевыми.

Здесь кроме обычных мочал можно было купить сменное белье, приобрести двадцать сортов веников. Особым спросом пользовались дубовые. Ветки для них собирали в Ярославской губернии, в определенных дубравах, еще в языческие времена считавшихся священными. Может, оттого они были особенно ядреными, что об их чистоте заботились древнерусские волхвы, а могучие стволы помнили теплоту их старческих ладоней.

Банщики здесь тоже были отменные. И, как правило, из потомственных. Посетители бань свято верили в то, что одним помахиванием веничка можно вытравить из недужного человека любую хворь. Рассказывали, что у каждого потомственного банщика были свои секреты, которые он оберегал так же свято, как банкир вложенный рубль. От семейных секретов зависел заработок, и поэтому к некоторым банщикам попасть было так же сложно, как на прием к премьер-министру, а жаждущих клиентов они заносили в особую книгу.

Аристов сошел с экипажа. Сморкнулся в платок и подумал о том, что крепкая мыленка вытеснит из него накопившуюся усталость.

— Да что же это, братцы, делается! — услышал Аристов пронзительный голос. — У меня, коллежского советника, стибрили номерок!

У самого входа, размахивая длинными руками, отбивался от половых тощий мужчина. Двое половых, с красными физиономиями от усердия, шаг за шагом выжимали его из помещения. Он яростно сопротивлялся, грозил полицией и вопил о том, что распивает водку с самим господином Аристовым, и если ему незамедлительно не вернут костюм, так он нагонит в баню жандармов, а хозяину заведения весь оставшийся век придется провести на каторжных работах.

Половые с хмурыми физиономиями с трудом отвоевывали у хлопотного клиента каждый вершок лестницы. На их лицах явственно прочитывалось: если бы не честь заведения, так они давно завели бы тощего мужичонку в глухую подворотню да выправили бы ему скверный характер увесистым обломком кирпича.

Мужчина не унимался и сиповатым голосом продолжал тревожить горожан на два квартала в округе:

— Это меня, коллежского советника! Потомственного дворянина! Да я жаловаться буду!

На потомственного дворянина дядька не походил, во всяком случае, Аристову не приходилось встречать дворян, у которых на каждой штанине по двенадцать заплаток.

— Господа, да что же это делается-то! — не сдавался коллежский советник. — Пришел я, понимаете ли, во всем новом, а что получил взамен? Обноски какого-то хитрованца! Да у меня только одни брюки пятнадцать рублей стоили! Я их купил в прошлом месяце у Патрикеева, а он уж понимает толк в европейской одежде.

Голос у дворянчика был противный и напоминал скрип иссохшихся половиц.

Старший банщик с порыжевшими усами, тряхнув изрядно дворянина за шиворот, назидательно забасил: