Медвежатник

— Думаю, я выражу общее мнение: господин Аристов еще не исчерпал кредит нашего доверия. У него есть еще месяц, но если за это время вы не сможете ничего сделать, — Георг Рудольфович развел руки, — мы вынуждены будем принимать соответствующие меры. Понимаю, что задача у вас очень непростая.

— Господа, я постараюсь сделать все возможное, чтобы обеспечить безопасность ваших банков. Надеюсь, в следующий раз, когда мы с вами встретимся, наша беседа будет протекать в более душевной обстановке.

Глава 44

В воскресенье Матвей Терентьевич проигрался вчистую. Красавец петух, английской породы, с коротеньким алым гребнем и куцей бородкой, был побит обыкновенным дворовым Петькой с Замоскворечья. Хваленый заморский боец после трех минут уже лежал на заплеванном полу трактира, обесчестив неожиданным поражением своего хозяина.

Не далее как вчерашним вечером Барон выглядел молодцом и так страстно топтал кур, что больше напоминал джентльмена, чем профессионального бойца. Лихим кавалером он выглядел и ранним утром: заметив во дворе рябую курочку, он загнал ее под поленья и лихо выполнил мужскую работу.

Прежде чем добраться до трактира, где, по обыкновению, проводились петушиные бои, Матвей Терентьевич завернул в рюмочную, оставив петушка под присмотром приказчика. Кто знает, а не подсыпал ли он птице недозволенного порошка? Именно после этого петушок сделался квелым и его больше интересовала жердочка, на которой можно было бы вздремнуть, чем амурные дела.

Но самое обидное заключалось в том, что Матвей Терентьевич поставил на петушка пятьдесят тысяч. А еще через пять минут он обнаружил, что у него не осталось денег даже на чекушку, чтобы с горя выпить.

В этот же день Матвей Терентьевич отправился на бега, тем более что в первом заезде должен был выступать Шах, за которым числилось с десяток громких побед. Во втором заезде должен был бежать молодой жеребец по кличке Сатир, за ним не наблюдалось блистательных побед, кроме отличной родословной. Однако знакомый «жучок» за пятьдесят рублей информировал, что Сатир должен прибежать первым.

И надо же такому случиться, что Шаха не было даже в первой пятерке, а Сатир и вовсе, споткнувшись после первого круга, едва доплелся до финиша.

Точилин послал на голову «жучка» сотни чертей, однако, как бы там ни было, на бегах он оставил семьдесят пять тысяч. Домой он возвращался практически нищим, потеряв едва ли не за один раз все сбережения. Но самое скверное заключалось в том, что Матвей Терентьевич потерял доверие императорского двора. Камердинер, через которого он получал задание, вдруг неожиданно объявил, что настенные часы восемнадцатого века, которые он починил месяц назад, остановились уже на третий день. А карманные часы с боем, что он отремонтировал на прошлой неделе, вместо обыкновенных ритмичных ударов вдруг потешают металлическим скрежетом. И уже с ехидцей, закрывая перед бывшим часов— щиком дверь, добавил, что его услуги слишком дороги для императорского двора. А царской семье, пребывающей в постоянном аскетизме, самое время приберечь ту денежку для постного хлеба.

Матвей Терентьевич сморкнулся под ноги самодовольному камердинеру и, чертыхаясь, затопал восвояси. Для него не являлось секретом, что причина его отставки заключалась в ином: наверняка банкиры шепнули кому следует, вот и спровадили старого служаку с дворцового порога.

Обидно. Да-с. И это после стольких лет бескорыстной службы. Конечно, с императорского жалованья он не смог купить недвижимости в Париже, но этих денег вполне хватало, чтобы вкусно есть и сладко пить. А еще оставалось на то, чтобы поставить пару рубликов на добрую лошадку да вот еще побаловаться пивком по воскресным дням в кругу старинных приятелей.

В прошлом году Точилин приобрел дом. И не где-нибудь у Бутырской заставы, а в самом центре, вблизи Тверского бульвара. Он надеялся на старости лет наблюдать из окон второго этажа за светской молодежью, да, видно, не судьба. Дом отберут за долги, если он не сумеет выплатить деньги на следующей неделе.

Почесав изрядно поредевший затылок, часовщик решил обратиться за помощью к Лесснеру, не позабыв напомнить о собственных заслугах. Хитрый немец понимающе кивал едва ли не на каждое слово, а когда Матвей Терентьевич уже посчитал, что дело решенное и готовился назвать нужную сумму, банкир неожиданно улыбнулся и произнес:

— А вы ведь, батенька, плут! Обещали нам сконструировать сейф, который не сумеет открыть ни один грабитель. И что же мы в результате имеем? Одно сплошное разорение, милейший. Так что я вынужден вам отказать. Думаю, что по всей России не найдется ни одного банкира, что ссудил бы вам хотя бы гривенник. Ступайте себе, Матвей Терентьевич, а у меня сейчас дел невпроворот.

Точилин с трудом проглотил набежавшую горечь, понимая, что звон мелочи в собственных карманах он принял по ошибке за хруст сторублевых бумажек.

Настроение было дрянь. Единственное, что оставалось ему на этот час, так это залить горюшко ковшом браги.