Медвежатник

Через несколько минут Хитровка напоминала потревоженный улей: в гостиницах захлопали двери; кто-то истошно матерился в ночь; храпы покрикивали на нерадивых и запугивали ростовщиков; какая-то хрипатая тетка громко звала Маньку, а заботливый девичий голосок просил Петюню не позабыть взять с собой подштанники.

Старик Парамон закрыл входную дверь, осмотрелся и, убедившись, что чужих глаз в доме нет, оттянул одну половицу и вытащил из-под пола небольшой потертый саквояж. В длинном плаще, в шляпе и с саквояжем в руке он напоминал фельдшера, оказавшегося в трущобах по долгу службы. Подумав, открыл саквояж. В глаза ударил блеск бриллиантов, который был умножен многократно колыханием свечей. Парамон взял подсвечник и поднес пламя поближе. Минуты две он наслаждался великолепной игрой света, многократно надломленного гранями бриллиантов. После чего бережно щелкнул застежками и бодро крикнул:

— Дуняша, радость моя! Где же ты?!

Евдокию было не узнать: в светло-голубом строгом приталенном платье, выгодно подчеркивающем ее стройную фигуру, она напоминала фрейлину государыни. И каждый, кто перешагнул бы в этот момент порог дома Парамона, невольно задал бы себе вопрос: «Что делает на Хитровке столбовая дворянка?»

— Я здесь, Парамон, — произнесла девушка, спускаясь по лестнице. Левой рукой она осторожно придерживала платье, правая скользила по перилам.

Парамон открыл дверцу чулана.

— Сюда, Дуняша, да не мешкай! Время торопит. — Он взял со стола подсвечник и посветил в самый угол. Здесь была встроена еще одна дверь. Тайная. Ее невозможно было увидеть снаружи, если только не знать о ней.

Парамон немного постоял. Перекрестился трижды и, поклонившись, произнес:

— С Богом!

Старик толкнул рукой потайную дверь. В чулан дохнуло застойной сыростью и холодом. Пламя свечей выхватило в темноте высокий, в человеческий рост, потайной лаз. Своды были выложены темно-красным кирпичом, изрядно посеревшим от времени.

Наверняка он был вырыт в давние времена одним из московских государей, чтобы в случае возможной смуты удалиться вместе со всем семейством далеко за пределы крепостных стен. Со временем он был забыт, частично засыпан, а то, что от него осталось, держалось Парамоном в большой тайне.

Подземный ход связывал жилище старика с невзрачным каменным домиком в полутора верстах от Хитрова рынка, где старик всякий раз находил себе спасение от бесчисленных облав.

— Не оступись, родимая, — произнес Парамон, крепко держа Душечку Дуню за руку, — здесь ступенька малость пообточилась. Я сейчас, милая, — басил старик, — задвижку закрою.

Зловеще шаркнул засов, и он ощутил на плечах тяжесть веков.

Глава 16

— Приехали, Савелий Николаевич, — натянул вожжи Андрюша. — Так, стало быть, мне здесь обождать?

— Нет, — Родионов спрыгнул на землю. — Здесь ты виден, как блоха на… В общем, встань у этого угла. Там, в тени, ты будешь незаметен, — махнул он в сторону соседнего здания. — Думаю, за полчаса управлюсь. Если будет что-нибудь не так, скажем, услышите шум, уезжайте немедленно.

— Это как же, хозяин, неужто прикажешь тебя оставить? — запротестовал Антон Пешня.

— Я выберусь. Понятно?

— Да, — качнул головой Андрюша.

— Ну вот и славно.

Савелий поправил шляпу и, размахивая тростью, направился в здание Тверского ломбарда.

— Ты вот что, — произнес Андрюша, — от хозяина не отходи. Если с ним что случится, так Парамон Мироныч нас в землю живыми зароет. — Он вынул из-за пояса наган, сунул его Антону и произнес: — Не отходи от Савелия ни на шаг.

В руке Пешни оказалась сильная вещь. Тяжелая. Теперь он поднялся еще на одну ступень. А там, глядишь, и в храпы выберется. Это не в шпанках ковыряться!

— Сделаем! А как же ты?

— Обо мне не беспокойся, — улыбнулся Андрюша. — Я человек запасливый, у меня еще отыщется. Ты иди, а я с этой стороны постерегу, а то как бы не заявился кто.

Здание Тверского ломбарда располагалось на Большой Бронной улице и в сравнении с прочими строениями выглядело архитектурным изыском. К его парадным дверям вполне подошла бы парочка атлантов, подпирающих небо. Но хозяин ограничился единственным городовым, который с мрачноватой физиономией, свесив длинные рыжие усы на широкую могучую грудь, всматривался в каждого входящего. Скорее всего, убедительности его внешнему виду придавал полицейский участок, вплотную примыкающий к зданию ломбарда.

После шести вечера караул снимался. В департаменте полагали, что соседство с полицией отпугнет даже самого дерзкого грабителя.

Савелий прошел мимо участка, даже заглянул в приоткрытую дверь. Но не обнаружил никого, кроме пожилого пристава, который самозабвенно чесал за ухом у серого кота. Получалась впечатляющая идиллия: животное изогнуло спину и объяснялось в любви к полицейскому громким утробным урчанием.

Поражало полное отсутствие полицейских. В иное время здесь можно было встретить десятка полтора жалобщиков, дюжину исправников, но сейчас было тихо. Возможно, участок закрыли бы совсем и погнали бы к Хитровке даже престарелого исправника, но бедный старик, скорее всего, сослался на хромоту и теперь наслаждался покоем.