Медвежатник

Быстро прочитав статью, Савелий убедился, что репортеры умалчивают о том, что за прошедшую ночь в сети полиции не угодило ни одного храпа; случайно забрело двое громил, да и то потому, что целые сутки они провели на Сухаревке и даже не подозревали о надвигающихся событиях. Зато все распределители были заполнены низкопробной шпанкой и людьми без роду и племени. Одной по-настоящему счастливой удачей полиции следовало считать задержание старого Парамона. Старика держали в Бутырской тюрьме под присмотром взвода надзирателей, видно, из уважения к его немалому уголовному чину. Надзиратели понимали, что преступника подобного калибра Бутырская темница не знала со времен Пугачевского бунта, и оттого к старому Парамону относились с почтением, как если бы от его желания зависела их собственная судьба. Парамон представлялся им настолько громадным, что даже Бутырская крепость казалась ему тесноватой. Тюремное начальство пока старика не тревожило, но даже младшим надзирателям было известно, что его берегут для чего-то важного и, возможно, уже на следующей неделе старое мосластое тело слопает вместе с хреном какой-нибудь удалой генеральский чин.

Обо всем этом Родионов узнал час назад через прикормленного надзирателя, обремененного четырьмя детьми и двумя любовницами, а потому с восторгом относившегося ко всяким случайным заработкам.

Савелий отложил газету и надолго задумался. Парамона нужно было выручать. Но вот как? Подкупить охрану? Отбить вооруженным путем, когда его погонят этапом? Или, может быть, понадеяться на случай да запечь в буханке хлеба граненый напильник? Дескать, ты, дедушка, сметливый, выбирайся собственными силами.

Он зло смял газету и швырнул ее в урну. Затем поднялся и решительно направился в аптеку, где, он знал, стоял телефон, которым за гривенник можно было воспользоваться. Услышав в трубке начальственный баритон, произнес:

— Это Григорий Васильевич?

— Кто вы? И что вам, собственно, угодно? — раздались в ответ слегка раздраженные нотки.

— Я тот самый человек, которого вы ищете.

— Не могу понять, о чем идет речь. Я человек занятой и не люблю, когда со мной объясняются загадками.

— Минуточку терпения, — сдержанно произнес Савелий. — Сейчас вы все поймете. Я прочитал в газете о том, что вчера вечером на Хитровом рынке была облава и задержали несколько десятков человек для выяснения личности.

— Ну и что?

Аристов терял терпение.

— Я вот почему вас беспокою. В газетах ни строчки не сказано, на какую сумму были ограблены банки. А сумма, хочу вам сказать, весьма впечатляющая, в пределах полутора миллионов рублей. Одно колье из бриллиантов, что хранилось на Московской бирже, оценивается специалистами около ста тысяч рублей. Но точная цена неизвестна, скорее всего, оно втрое дороже, потому что на застежке обнаружено клеймо итальянского мастера Бартамео. А его изделия, если вам неизвестно, украшают лучшие музеи мира. Затем в Тверском ломбарде хранится весьма любопытная вещичка, кажется, она называется «Спящая Венера». Небольшая статуэтка, всего лишь сорок сантиметров в длину. Богиня имеет необычайно выразительные формы и очень красива. Но даже не это самое главное, а то, что ее вытесал из цельного куска гранита великий Микеланджело. В своем распоряжении я имею весьма полный перечень похищенных вещей. Мне продолжить?

На минуту в трубке воцарилась напряженная пауза, после чего Аристов отвечал натянутым голосом:

— Откуда вам известно?

— Я же вам отвечаю, что я и есть тот самый человек, которого вы ищете.

В этот раз пауза была не столь затяжная, прозвучавший голос показался несравненно бодрее:

— Что вы предлагаете?

Савелий хмыкнул:

— Вижу, что разговариваю с разумным человеком. Хотя бы даже потому, что тотчас не предложили мне сдаваться с повинной куда-нибудь в Бутырскую тюрьму. И поэтому я сразу перехожу к делу. В вашей власти находится человек, которого бы я хотел видеть на свободе.

— Понимаю, вы говорите о Парамоне Мироновиче?

— Совершенно верно.

— Боюсь, я ничем не смогу вам помочь. Мы должны его проверить на причастность к другим преступлениям. Без его участия не обошлось ни одно крупное ограбление в Москве. Если эта информация соответствует действительности, то вашего друга ожидают весьма большие неприятности.

— Например?

— Скажем, пребывание на каторге лет двадцать. Для него это наказание пожизненно. Жаль. А так, глядишь, протянул бы на свободе еще лет десять. И не приведи господь угодить, скажем, на тобольскую или сахалинскую каторгу. За провинности там наказывают очень сурово. Разложат арестанта на лавочке, протянут несколько раз хлыстом, а он после этого и не встанет. А бывают такие мастера, что способны одним ударом хлыста хребет ломать. Так что Парамону Мироновичу отпущено куда меньше срока, чем нам представляется. Конечно, я не настаиваю на явке с повинной, но если вам дорог Парамон Миронович, то вы, я думаю, задумаетесь крепко.

— За его свободу я могу дать денег, — проговорил Савелий внушительно, — большие деньги. Я тут немножечко справлялся о вас. Люди говорят, что вы страстный игрок и случается, что проигрываете.