Медвежатник

— Как он его сделал! — восхищался «приказчик». — Матвей Терентьич, уважаемый, продайте мне вашего красавца. У такого благородного господина, как ваш Гладиатор, должна быть блестящая карьера. Я покажу его на выставке в Брюсселе, он будет биться в Берлине, увидит Париж! Он покажет кузькину мать всем тамошним петухам! Будут знать иноземцы, что значит настоящий российский характер, — сотрясал кулаками купец.

Часовщик Точилин вяло улыбался. Он чувствовал себя по-настоящему счастливым и прикидывал в уме, какое его ожидает вознаграждение. Даже по самым скромным подсчетам, выходила весьма неплохая цифра, где-то около пятидесяти тысяч рублей.

Если Гладиатор одержит еще одну победу в следующую субботу, то в воскресенье можно будет купить неплохой дачный домик где-нибудь в Ильинском.

— Продайте мне вашего петуха, Матвей Терентьич. Ну умоляю вас, продайте! — не унимался владелец двух дюжин сухогрузов. — Я дам вам за него очень хорошие деньги. Хотите сто тысяч?.. Двести!.. Если вы любите своего Гладиатора, то должны непременно продать его. Он посмотрит Европу, мир! Такой красавец достоин лучшей судьбы, — напирал «приказчик». — Хорошо, вы меня убедили, такая птица стоит большего, я вам даю двести пятьдесят тысяч! Вы только вдумайтесь в эту цифру — двести пятьдесят тысяч за петуха! Столько стоит чистокровный арабский скакун.

— Не просто за петуха, — с достоинством отвечал Точилин, — а за победителя! Такая птица больших денег стоит. Я ведь на нем могу целое состояние заработать.

Вышел повар, дядька с длинными, словно у шимпанзе, руками. На его фартуке отчетливо выделялись огромные жирные пятна. Наверняка он частенько протирал им кастрюли, используя вместо ветоши, а то и вовсе использовал как прихватку. Вид у него был очень домашний и необыкновенно сытый; от него так и тянуло наваристыми щами и тушеной капустой. Он поднял с пола побитого петуха, тяжело согнувшись, и, позабыв про былые заслуги Геракла, объявил:

— Господа, прошу вас не расходиться. Через час из этого героя я приготовлю отличное жаркое! — И, небрежно ухватив бездыханного Геракла за лапы, понес на кухню. Голова петуха бестолково покачивалась из стороны сторону.

Точилин запер Гладиатора в клетку и насыпал ему в кормушку три жмени пшеничных зерен.

— Позвольте представиться, — неожиданно услышал он за спиной вкрадчивый голос.

Точилин повернулся и увидел старика благородной наружности: густая седая шевелюра легкими волнами спадала едва ли не на плечи, борода короткая, аккуратно подстрижена, глаза умные, проникновенные — темно-карие. Костюм светло-зеленого цвета, строгого покроя. Единственная легкомысленная деталь во всем его туалете — так это белый платок, кокетливо выглядывающий из накладного кармана. Человек с такой внешностью, как правило, необычайно влиятельная персона. Он может быть начальником департамента, товарищем министра. Впрочем, такие проницательные глаза не редкость у крупных ученых, педагогов.

— Слушаю вас.

— Позвольте представиться: Павел Сергеевич Арсеньев.

Точилин нахмурился:

— Я уже сказал, что своего петуха я не продам… ни за какие деньги.

— Я вижу, вы очень привязаны к своему другу, — Арсеньев немного выждал, наслаждаясь замешательством Точилина.

— Я вот, видите, вожусь с петушками, — продолжал Точилин.

— Насколько мне известно, вы часовщик, и даже один из самых лучших в Российской империи? — со значением произнес Арсеньев. — И я не петушком вашим интересуюсь.

Точилин широко улыбнулся. Не далее как неделю назад ему передали любимые наручные часы императора Александра III. Точилину потребовалось всего лишь полтора часа на то, чтобы выявить поломку и выточить махонькое колесико, которое пришло в негодность. Даже знаменитому часовщику Буре на подобную операцию потребовалось бы не менее суток.

— Мне очень лестно, если обо мне так думают.

— Вы слышали что-нибудь об ограблении банков в Москве? — прищурился Павел Сергеевич.

— Да, приходилось. Кажется, в Москве объявился медвежатник, который взламывает английские сейфы. Хитер малый, — хихикнул он в бороду, — его до сих пор не могут изловить.

— Вы совершенно верно определили суть вопроса. Именно английские, самые крепкие на сегодняшний день, и поймать его действительно не могут.

— Хм, — наморщил лоб Точилин.

— Чтобы вам совсем было ясно, хочу сказать, что я банкир. Так сказать, лицо заинтересованное. И меня каждый день мучают кошмары, что я подхожу к своему сейфу, а он распахнут. Впрочем, вам трудно, наверное, это понять… то есть в один раз я лишаюсь не только денег, клиентов, работы, но что самое страшное — навсегда лишаюсь доброй репутации.

— Да, это скверно. Но при чем здесь, собственно, я?

— Сейчас объясню. Но прежде хочу сказать, что в моем лице вы имеете дело с ассоциацией банкиров. Нам известно, что для государя императора вы делаете шкатулки с цифровым механизмом.

— Предположим.

— Почему бы вам не сделать с часовым механизмом не шкатулку, а целый сейф!

— Вы это серьезно?

Арсеньев улыбнулся:

— Вам приходилось встречать хотя бы одного несерьезного банкира?