Медвежатница

– Только при чем здесь моя иконка? – с некоторым раздражением продолжил Румянцев. – Внутренне вы можете верить во что хотите, только общепринятых приличий не нарушайте. Ничего уникально советского в этом нет. Так было во все времена и повсюду. Закон любого социума.

Человек должен соблюдать лишь те законы социума, которые не противоречат его этическому и эстетическому чувству, мысленно возразил Антон Маркович, но говорить этого не стал. Ибо сам, увы, не всегда следовал сему щепетильному правилу. В России двадцатого века оно стало непозволительной роскошью.

– Хорошо, – вздохнул Иван Харитонович после паузы. – Скажу то, чего не собирался. Я вошел в министерство с предложением открыть при нашем институте научно-исследовательский центр анестезиологии – первый в СССР и второй в мире после недавно созданного цюрихского. Это откроет новые возможности – кадровые, финансовые, организационные. Всё, о чем мы с вами постоянно говорим – клинические испытания фторотановой анестезии, разработка нового ингаляционного аппарата и прочее – станет реальностью. И в руководители центра, а по совместительству мои заместители я хочу продвинуть вас. Вы меня устраиваете по всем параметрам. Но замдиректора союзного НИИ – номенклатура ЦК. Человека беспартийного на такой должности не утвердят. Теперь понимаете, почему я велел Митрофанову с вами поговорить?

Антон Маркович был взволнован открывающимися перспективами – и, разумеется, наполеоновским размахом идеи. Если главный анестезиологический центр страны будет существовать под эгидой ВИХРа, Румянцев станет безусловным и неоспоримым лидером всей советской хирургии.

Оценил Антон Маркович и психологический ход. Румянцев не стал соблазнять материальными и статусными выгодами (такая должность сулила и действительное членство в академии, и многое другое), а поманил новыми возможностями, которые были ох как соблазнительны. С другой стороны, если начнется серьезная научно-исследовательская деятельность, кто бы ни стал руководителем центра, работа по фторотану и прочие неотложные исследования все равно развернутся.

– Вы можете назначить Дымшица, он партийный, – сказал Клобуков. – Я отлично поработаю под руководством Якова Григорьевича. По административной части он намного способней меня.

– Яков Григорьевич, к сожалению, еврей, а вы русский. Это важно.

– Но ведь после прекращения «дела врачей» и осуждения «отдельных антисемитских поползновений» ситуация исправилась. Разве нет?

Директор покачал головой.

– Увы. Евреям доступ в элиту затруднен. Совсем как в царской России, где им не давали дворянство. Но тогда причина была религиозная, а сейчас политическая. Создание государства Израиль и антисоветские настроения еврейского капитала США заставляют правительство относиться к гражданам еврейской национальности с осторожностью. Ведь идет война, хоть и холодная. Советские евреи оказались в положении русских немцев после 1914 года. Подозрительны уже одними своими фамилиями. Мне приходится учитывать эти реалии. Кроме вас специалистов-неевреев такого уровня в стране трое. Корнейчук пенсионного возраста и здоровье не очень, Свентицкий – харбинец, у Саакянца невозможный характер. Вы же – идеальная кандидатура. Первопроходец отечественной анестезиологии, буденновец, сын погиб на войне. Мешала мутная история с женой, но теперь это не препятствие. Единственная проблема – беспартийность. В общем, хорошенько подумайте, Антон Маркович.

И разговор закончился.

«Помахать метлой» Клобукову так и не довелось. Сотрудники управились с уборкой-покраской оперативно, за полчаса, чтобы поскорее приступить к празднованию «Эфирного дня». Когда Антон Маркович заглянул в отдел, женщины заканчивали раскладывать угощение, подтягивались и мужчины. На столе были торт «Прага», домашние пироги, конфеты, сыр-колбаса – и нарезанные соленые огурцы, которые при появлении начальника были деликатно прикрыты медицинской салфеткой. В графине якобы с водой, которая при чаепитии не требовалась, наверняка был разведенный спирт. Судя по разрумяненным лицам, в процессе подготовки дамы к нему уже приложились.

Антон Маркович произнес короткий спич, поздравил коллег с праздником, сказал, что «хороший начальник – отсутствующий начальник», и шутливо пожелал подчиненным после его ухода бережно хранить моральный облик советского медработника.

Посмотрел на старшую медсестру Ковалеву, та кивнула и вышла за ним в коридор.

Зинаида Петровна, Зиночка, была незаменимой помощницей по всем оргвопросам, а также украшением отдела анестезиологии. Крупная, сочная, эффектная, немножко перебиравшая с косметикой, но ей это шло. Ярко-алый цвет сочных губ подчеркивал белизну ровных зубов, почти всегда полуоткрытых в улыбке. Полная жизни красивая тридцатилетняя женщина – самый привлекательный образчик биологического вида homo sapiens, любуясь Зиночкой, часто думал Клобуков. К начальнику старшая медсестра относилась с обожанием, подчас даже утомительным. Зато любое поручение, любую просьбу исполняла с рвением.