Медвежья кровь

— Ты бы убил ее после всего доброго, что она сделала?

— Да.

— Это очень жестоко.

— Такова жизнь, Иля.

Я долго молчала, глядя на собственные руки. На то, как они лежали на нем, впитывая жар и аромат его кожи. Они казались такими белыми по сравнению с его кожей, что сохранила ровный свет палящего летнего солнца, даже несмотря на болезнь и пытки.

Эта картина не казалась мне отталкивающей.

Только немного непривычной… Я все пыталась вспомнить, какой я была до того дня, когда познала все грани насилия.

Пыталась вспомнить, какой я была с парнями из поселка, которых тогда еще не опасалась.

Я улыбалась им? Была приветливой? Прикасалась к кому-то вот так, как сейчас к медведю?

Я ничего не помнила.

Знала только, что с того дня все мужчины приобрели черты лица того одного.

Мерзкого. Отвратительного. Самого ненавистного.

Видела ли я его в медведе?

Нет.

Он был не похож на всех мужчин, что мне доводилось видеть ранее за всю свою жизнь.

Слишком большой, слишком высокий, слишком внушительный, с этими выразительными глазами, чей взгляд пробирал до дрожи, даже если он не видел.

Я понимала, что рассматриваю медведя, но не отводила смущенно глаза в сторону, впервые делая это открыто, прямо и настолько близко.

Всматривалась в правильные черты его лица, в чувственную линию губ, в чуть прищуренные веселые глаза, где блестела искринками хитрость и невероятная томность.

Он был такой хищный и порочный на вид, но именно это к нему и влекло.

Словно к запретному плоду, вкусив который ты уже ни за что не сможешь позабыть его, а все прочее станет бледным и скучным.

— Ну и какой я, девочка?

— Красивый…— выдохнула я, говоря совершенно искренне, а он улыбнулся, сверкнув своими белыми крепкими клыками.

— Я мурчать умею. Хочешь проверить?

Я не знала, хотела ли я и было ли это правильно в данной ситуации, но ответить не успела, когда он положил свои ладони поверх моих и провел вдоль по своему торсу. А потом еще и еще.

Он действительно замурчал, словно большой и очень громкий кот, а я недоуменно улыбнулась, ощущая вибрацию в собственных ладонях, которые снова были прижаты к его груди.

Сейчас он выглядел иначе. Не так, как раньше.

Словно медведь на самом деле расслабился и больше не ждал беды. А я думала о ней все чаще и чаще, стараясь убедить себя в том, что я должна пойти на этот шаг и стать его ради собственного спасения и жизни брата.

— Ведь ты очень сильный, — проговорила я, продолжая совершенно бессовестно сидеть на коленях медведя, когда он откинулся назад, упираясь спиной в стену дома. — Ты без труда смог победить медведя в лесу, хотя он был уже взрослым. И сегодня выкинул за ворота взрослого и явно не самого легкого мужчину. Если к нам действительно придут тебе подобные, чтобы наказать, разве ты не победишь их?

Медведь тут же нахмурился, однако продолжал сидеть спокойно и вполне расслабленно.

Только мрачно хмыкнул в ответ:

— Видимо, ты сильно удивишься, когда увидишь меня в нормальном состоянии и в том виде, в котором я был всегда. Да и потом, ради сохранения тайны придет не один мне подобный. Их будет несколько. И они будут сильнее. У нас их называют Палачами.

Это звучало страшно.

И чтобы не думать о подобных вещах, я с интересом окинула его долгим оценивающим взглядом:

— Хочешь сказать, что ты можешь быть еще больше?

— Да. Как минимум вдвое. И твоя травоядная еда вовсе не способствует набору моего нормального веса.

Это было сказано без упрека и попыток задеть меня, но я не смогла удержаться, чтобы не съязвить в ответ:

— Ну, кажется, ты поправился уже настолько, что в состоянии сам добывать себе еду, которую посчитаешь нужным. Кстати, мясо не сгорело?..

Мы просидели на улице еще несколько часов.

Под ясным звездным небом без единого облака. Согретые жаром костра и окутанные ароматами домашней еды, которая была такая простая, но оттого еще более вкусная.

Медведь не пытался переубедить меня в том, чтобы я тоже начала есть мясо, раз это смог сделать мой брат, ради которого когда-то мы всей семьей перешли совершенно на иную еду.

И я была благодарна ему за эту деликатность, которую сложно было представить идущей от хищника и совершенного варвара.

А я с удовольствием жарила себе хлеб, делясь с медведем и псами, у которых неожиданно случился самый настоящий пир живота.

Эти часы были наполнены каким-то странным, пока необъяснимым для меня умиротворением.

Я его не чувствовала так долго, что почти позабыла.

Но сейчас мне было хорошо.

Эдя съел еще пару кусочков мяса и просто уснул прямо на земле возле костра, согретый нашими псами, что лежали с двух сторон. В непривычном для него месте, с непривычной едой. Но тихий и спокойный. Похожий на маленького ангела.

А я расспрашивала медведя о его мире, теперь стараясь понять его, оттого что он больше ничего не скрывал и говорил открыто обо всем.

— На тебя луна совсем не влияет? — я все-таки слезла с колен медведя, усевшись на землю рядом с братом и своими собаками, но смотрела на него почти все время с большим интересом, каждый раз отмечая, насколько подвижны его глаза в плане проявления эмоций. — Не становишься диким и неуправляемым?