На улице пахло несвежей селедкой, когда мы спустились и вышли из дому. Ван Ваныч подъехал, а дальше ничего не помню.
Утром Федора не было, розового не было, я есть хотел, пить. Утро – это работа. У нас по утрам всегда ругань и топот. И наши все бегают и матерятся.
Мы пропустили первую репетицию, но днем Федор открыл клетку, лизнул меня в морду и дал много рыбы. Его морда стала больной и костлявой. А может, его пронесло , так бывает.
И он мне сказал:
– Всё, Мишаня, забыли. Она, вишь ты, замуж выходит. Что делать?
Потом заскрипел и завыл. Потом лег, как будто бы он, как и я, – зверь из лесу. Я вылизал морду ему. Всё солёно!
– Мишаня, – ревет, – я ведь плакал – когда? А вот когда мать померла .
Он сжался, и я его грел своим брюхом.