Медвежий инстинкт

До конца вечера оборотень колотил заднюю стену бани под руководством необычайно молчаливой старушки. Когда до окончания мелкого ремонта осталась пара досок, Борис все же спросил у пожилой хозяйки, в чем причина.

- Вы сегодня что-то не в настроении? Или голова болит?

- С чего бы это? – кисло спросила бабулька.

- Я учуял похмелье, - весело произнес Борис.

- От моей наливочки такой хвори не бывает, - недовольно высказалась старушка, отмахнувшись от хихикающего оборотня. – Ты мне лучше вот что скажи: какие у тебя планы?

- Вы о чем? – тут же уточнил он, забивая последнюю доску под невысокой крышей.

Высокий рост мужчины позволял спокойно орудовать молотком без дополнительных приспособлений, хотя старушка сидела на табуретке, которую приволокла из дома для него.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ - Я про осень, - серьезно и даже немного сурово сообщила баба Эля. – Где ты планируешь оказаться, когда тут всё снегом покроется.

- Как где? – удивленно переспросил Борис, представив Машу как минимум на позднем сроке беременности, а как максимум с младенцем на руках. – Здесь.

- Да? – недоверчиво хмыкнула старушка. – А вот Маняша по-другому думает. Будто уговор у вас был только про ребенка.

Застыв с молотком в руках и гвоздями в зубах, оборотень, сдвинув брови, посмотрел на не в меру деятельную пенсионерку, которая делала вид, что расправляет складки на своем стареньком платье.

- Она думает, что я растворюсь в закате, после того, как …? – недоверчиво уточнил Борис, выплюнув в руку гвозди.

- Почем мне знать, что у ней в голове? – вздохнула бабулька, пожав плечами. – Про тебя я тоже не знаю ничего. Ты будешь не первым мужиком, кто так делает.

С того разговора прошло несколько дней, в течение которых Борис вел активную переписку со своим домовладельцем, а заодно и с сельским председателем. Пока планов Марии и её бабуле оборотень не оглашал, ибо сам не знал, во что всё выльется. В данный момент он наслаждался субботой, отдаленной опушкой леса и лаской медведицы, которая наконец-то позволила ему приблизиться.

- Расскажи мне о своей семье, - мягко попросила она, легко касаясь его волос, пока он поглаживал женское бедро.

- Батя – военный, - со вздохом начал Борис, щурясь от яркого солнца. – Служит, где прикажут, и всё такое. Типичный солдат, не знающий слов любви.

Маша беззаботно рассмеялась, когда он спародировал голос актера из знаменитого советского фильма, скорчив дополнительно рожицу и подкрутив воображаемые усы.

- Меня воспитывала его вторая жена, - грустно добавил он, вспомнив маму, с которой он рос. – Я и не знал, что она мне не родная, до того, как впервые обратился. Отец думал, что мне не суждено стать полноценным медведем и особо не вмешивался в нашу жизнь. Обеспечивал, как мог, но в столице в то время жилось несладко.

- Жестоко, - осторожно произнесла Маша, печально вздохнув.

- Я мог так и остаться в неведении и, наверное, это даже лучше, - пожал плечами Борис. – Даже можно сказать – гуманно. Куда ужаснее понимать, что ты недотягиваешь до одного мира и не соответствуешь другому. Моя мама была полукровкой, и во время беременности все пошло не так, как должно было.

- Ну-ка поподробнее, - нахмурилась Маша, заерзав рядом с ним.

- Батя сказал, что все самки оборотней вынашивают плод быстрее человеческих, - начал рассказ Борис, стараясь в деталях вспомнить слова отца. – Преждевременные роды легко объясняет многоплодность и небольшой размер малышей. Я же высидел до последнего срока, и при родах пошли осложнения. Обычно это означает, что ребенок больше человек, чем зверь. Может поэтому папа не надеялся увидеть меня в шкуре.

- Может он переживал потерю твоей мамы? – грустно напомнила медведица.

- Думаю, тут всё наложилось одно на другое, - кивнул мужчина, подперев голову ладонью и разглядывая верхушки деревьев позади неё. – Я знаю, что семья деда прибыла в Москву во времена революции, там и осели, но родом они были откуда-то с Уральских гор.

- А бабуля наоборот – из Петербурга, - вдруг произнесла Маша, мягко хмыкнув. – Её батенька был дворянином, которого за длинный язык сослали с семьей в эти места. По приезду мужчина тонкой душевной организации повесился, не выдержав условий новой жизни, при этом оставив жену и маленькую дочь выживать в одиночестве.

- А как же она стала твоей бабушкой? – сощурившись от недоумения спросил Борис.

- Я плохо помню то время, - пожала плечами женщина, улегшись на спину и печально вздохнув, начала свой рассказ. – Мы с мамой жили в похожем селе, но почему-то вынуждены были бежать. Помню, что сидела на дереве и ждала, когда она вернется. Позже очень долго шли по лесу. Мама обернулась в шкуру и везла меня на спине. Было так тепло от её меха. Мы вышли к станции и ехали на поезде. А потом оказались здесь и напросились в дом к бабе Эле. Она пожалела нас и пустила переночевать, да так и оставила. Сказала, что мама – её погорелая племянница и сделала нам документы. Тогда было проще, везде был такой бардак.