Медвежий угол

Перед домом стояла мама Кевина. Разбитое существо, тонущее в собственной одежде. Колени дрожали от напряжения, но в конце концов не выдержали и подогнулись. Она опустилась у ног девочки, протянула руку, словно желая прикоснуться к ней, но пальцы слишком тряслись и не дотянулись. Мая долго смотрела на нее, не чувствуя ничего, кроме пустоты. Опустила глаза, перестала дышать, ее кожа потеряла чувствительность, слезные каналы онемели настолько, что тело казалось чужим. Она протянула руку, еле дыша, осторожно, точно отмычкой пыталась вскрыть замок, и погладила рыдающую у ее ног женщину по волосам.

– Прости… – прошептала мама Кевина.

– Вы не виноваты, – ответила Мая.

Одна из них упала. Другая начала подниматься.

45

Банк-банк-банк.

Одно из самых сложных понятий в командных видах спорта – это преданность. Преданность принято считать положительной чертой характера, так как, по мнению многих, все лучшее, что люди делают друг для друга, они делают из преданности. Проблема лишь в том, что слишком уж много плохих поступков мы совершаем по той же причине.

Банк-банк-банк.

Амат стоял у окна в комнате Закариаса и видел, как первый из них появляется между домами. На голове капюшон, лицо закрыто шарфом. Закариас был в уборной. Амат мог бы попросить его пойти с ним. Или пересидеть здесь ночь. Но он знал, что человек в капюшоне и маске ищет именно его, знал, что за ним идут другие. Они готовы горой стоять друг за друга, они команда, и их ненависть сейчас никак не связана с тем, что, по их мнению, сделал или не сделал Кевин. Сейчас они ненавидели Амата за то, что он пошел против команды. Они – армия, и им нужен враг.

Поэтому Амат выскользнул в прихожую и надел куртку. Он не хотел, чтобы Закариаса избили из-за него, и не мог допустить, чтобы кто-то, разыскивая его, врывался в квартиру матери.

Когда Закариас вернулся в комнату, его лучший друг уже ушел. Из преданности.

Банк. Банк.

Анн-Катрин стояла у окна своего дома рядом с автосервисом, когда они появились из-за деревьев. Первый – Лит, за ним восемь или девять человек. Некоторые из команды юниоров, она их узнала, некоторые, покрупнее, – их старшие братья. Все в худи с капюшонами и темных шарфах. Это не команда, не банда, это свора, готовая расправиться с врагом.

Бубу вышел им навстречу. Анн-Катрин смотрела, как ее сын стоит перед Литом, склонив голову, а Лит кладет руку ему на плечо, разъясняет стратегию, отдает приказы. Всю жизнь Бубу мечтал об одном – быть частью чего-то большего. Мать видела, ее мальчик что-то пытается объяснить Литу, но тот уже вышел из себя. Он кричит, толкает Бубу, приставляет указательный палец к его лбу, и даже из окна можно было прочесть слово «предатель» на его губах. Молодые люди натянули капюшоны, закрыли лица шарфами и скрылись между деревьями. Сын Анн-Катрин стоял один на снегу, а потом принял решение.

Хряк возился с мотором, когда сын зашел в гараж. Отец чуть распрямился, и они искоса глянули друг на друга. Отец молча склонился над мотором. Бубу взял худи и шарф.

Банк.

Филип ужинал с родителями. Они почти не разговаривали. Филип – лучший защитник команды, однажды он добьется больших высот. В детстве, когда он безнадежно отставал от ровесников по всем физическим параметрам, все думали, что он перестанет играть, однако чего он никогда не переставал делать, так это бороться. Самый слабый в команде, он выучился считывать игру и всегда появляться в нужном месте в нужное время. Сейчас он стал одним из сильнейших. И одним из преданнейших. Среди парней в капюшонах и шарфах он был бы мощной силой.

Ресторан в Хеде был так себе, но мама настояла, чтобы сегодня они поехали именно сюда – сразу после собрания, все вместе. Они сидели до самого закрытия. Поэтому, когда мальчики, которым Филип ни за что бы не отказал, звонили им в дверь, Филип, точь-в-точь как в игре, оказался в нужном месте в нужное время. Не дома.

Банк.

Амат стоял под фонарем, дрожа на ветру, но не двигался с места. Он хотел, чтобы его заметили издалека, чтобы никто другой не успел вмешаться и не пострадал. Он никогда не смог бы объяснить, почему решился на это, – возможно, потому, что, когда слишком долго боишься, в конце концов надоедает.

Он не знал, сколько их, но в их облике так безошибочно угадывалась жестокость, что он понял: он и замахнуться не успеет, прежде чем они всем скопом накинутся на него. Сердце колотилось в самом горле. Он не знал, что они хотят – просто припугнуть его, устроить показательную расправу или же избить так, чтобы он никогда уже не вернулся в хоккей. Один из них что-то сжал в руке, наверно бейсбольную биту. Они прошли под последним, ближайшим к нему фонарем, в руке другого блеснул обрезок железной трубы. От первого удара Амат прикрылся плечом, но его сразу настиг второй, боль от затылка молнией пронзила позвоночник, и тут же последовал третий, железной трубой по бедру. Он продирался, прогрызался, протискивался сквозь лавину тел, но это была не драка, а расправа. Он рухнул на снег весь в крови.

Банк.